Я не Байрон
Шрифт:
– Если сейчас уже не увидит - значит, никогда не увидит, так как раньше-то он-она:
– Вообще ни хрена не видел:
– Ни переда, ни зада, а уж самого себя, тем более, ибо:
– А зачем?
Чтобы очередной раз ужаснуться? Дак это и так ясно, что я:
– Ничем не лучше других.
– И знаете почему?
– У нас отличий вообще не бывает.
– Сказано же:
– Все равны.
Ну может я чем-то и получше остальных, но и остальные - можно предположить - тоже не лыком шиты, думают про меня:
– Тоже не хуже меня, - но полюбить ради юмора всё равно не получится, ибо:
– Любить иных тяжелый крест:
– Можно остаться вообще без извилин.
Как говорится:
– Кто это? Твой жених?
– Это Блок.
Вот и все знакомство с литературой в виде ее трансформации из реальности в фантасмагорию. Ибо имелось в виду:
– Что он не похож.
– На кого?
– На нас с тобой.
– Почему?
– По лицу видно: не пьет, как некоторые ноль восьмые бомбы прямо и горла, а нравятся ему не крановщицы, а:
– И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
Как Елена Рыковцева у микрофона.
И каждый, уходя с передачи говорит - думает, приобрел ли он что-то новое? И резюмирует уже в тачке, едва не приняв красный за зеленый:
– В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Это была запись, в вот прямой эфир, начинается передача Михаила Соколова с Илл - м - ее лучше выключить:
– Здесь истины не найти - только ужаснешься сознательной политологической способности к демагогии.
– Так-то бы хрен с ним, но каждый раз ужасаешься способность врать, не совсем понятно зачем?
27.05.16
– -------------------
Иван Толстой и Борис Парамонов в передаче от 22.05.16 говорят, что один из американских студентов заметил разницу:
– Между Онегиным и мной, - имеется в виду обратная сторона Луны, или медали Собачьего Сердца Михаила Булгакова, что не только профессор хорошо, но хорош и Шариков, ибо требует по сути дела того, чего требуют ЛГБТ сообщества:
– Пусть я из собаки, но я тоже человек, - и следовательно, не надо строить удивленных рож, когда и мне положены мои законные девять метров жилой площади, Зинка, чтобы на ней жениться, несмотря на то, что простая секретарша, да налево, как все могу сходить - хотя Зинка - это и есть лево, друзей пригласить, и разводить с ними пьянку, может и нельзя. Но не настолько, чтобы у профессора начала проявляться мания бешенства. Выпить рюмку? Меня не колышет, что вам не нравится. Впрочем, тогда и сами не пейте, а это может соблазнить даже собаку.
Далее Каутский и Энгельс. Студентов заставляют их читать, а я, можно сказать, прочитал с удовольствием. Вы против, что с ними не согласен? Так вы же сами просили Зинку выбросить их в печь. Это хуже, чем просто не соглашаться.
Замечание об американских студентах, высказанное Иваном Толстым, хорошо тем, что, действительно, я например, догадался об этом, что Шариков ничем не хуже профессора, только тогда, когда узнал, что Бортко:
– Категорически против демократии, - а значит, это его отношение должно было проявиться и фильме. И все, что увидели американцы - услышал и я.
И не в том, что:
– Они вот такие демократы, - как сказал Иван Толстой, дело, что благородные образы профессора, его помощника Борменталя, кухарки и ее помощницы легендарной Зинки, готовы обосрать, чтобы выручить из беды представителя меньшинства Человека-Собаку:
– Шарикова, - а это заложено в пьесу самим Булгаковым, ибо:
– Рабство-то в России все равно было, - и им наслаждались во вторых актах своих пьес профессора, их помощники и другие деятели и не только культуры. А нам даже пивных, между прочим, не хватает. Точнее, не хватало, всегда очереди в пивбар, куда сходить:
– Есть большой праздник, - как уже давно рассказал Сергей Юрьенен, и даже сдал в ломбард для этого последнее пальто.
– А надо будет - трахну и саму ломбардини.
Тем более, что и так хочется.
Поэтому.
Поэтому, если мы и другие, то только потому, что ума не хватает для того, чтобы:
– Взглянуть правде в глаза.
Вся литература здесь насквозь фальшивая. Точнее, не литература, а её понимание.
Все комментарии настроены на защиту кандидатской диссертации, рассчитаны не на мысли народа, а на восприятие различных культурных секций. Сколько здесь было разных грандов - как мы сейчас узнаем по их закрытию, и никак все еще закрыть не могут - во времена Ельцина и:
– Ничего!
Ни до чего больше не смогли додуматься, что Чацкий не тот человек, который нам нужен. А это не что иное, как:
– Простая советская идеология!
Дальше кружков макраме и кройки и шитья никто не пошел. Кроме Пелевина и Сорокина, но их считают почти сумасшедшими.
Далее Борис Парамонов говорит, что бог - это и добро и зло вместе. Но это только слова, они не работают. Ибо не виден механизм связи между прошлым и будущим, между добром и злом. А в этом механизме все дело.
Например, все повально, и Борис Парамонов в том числе, обвиняют Владимира Набокова, что его Лолита - это не более того, как сдвиг по фазе самого Набокова и больше ничего. Если не считать, что это вымысел, но ложный.
Но дело в том, что это почти та же связь, что связь Человека с Богом. Неуловимая как:
– Промельк маховой, - если попытаться ее - эту бабочку - остановить и рассмотреть - ничего не остается из того вечного, что можно найти в мире.
По барабану, все только хохочут.