Я не продаюсь
Шрифт:
— Мистер О’Лэс ждёт вас.
Поворачиваю голову, и Джек указывает на ступеньки, ведущие к неприметной чёрной двери. Что ж, быстрее войду — быстрее узнаю правду.
— Как-то мрачновато здесь, — замечает тихо Сьюзи, следуя за мной. — И совсем не романтично.
Я лишь усмехаюсь, толкаю старую скрипучую дверь и шагаю внутрь. В нос тут же ударяет смесь из затхлости, сырости и каких-то трав. Всё вместе это пахнет весьма неприятно.
Внутри храм такой же мрачный. Свет сочится лишь сквозь узкие окна-бойницы с витражами, падает на пол причудливыми цветными пятнами. Но и лавки,
— Иди сюда, Мила.
Я бы ни за что не узнала в нём Генри. Слишком уж они похожи и ростом, и фигурами. Да и смотрят одинаково цепко, словно надеясь заглянуть в душу.
Послушно делаю шаг, а потом ещё один.
По правилам меня должен везти отец или любой другой мужчина моего рода. Но таких не осталось. Впрочем, это всё равно глупая формальность. И всё же, кому скажи, как прошла свадьба у главного монополиста по производству артефактов, ни за что не поверят.
До алтаря я иду под пристальным взглядом Генри, опасавшегося, видимо, что сбегу. Только я-то знаю, что ничего из этого не выйдет, так что и пытаться не стоит. Артефакт-переносчик остался в сумочке, а та — в его доме. Сама я так быстро портал не выстрою, а на Сьюзи надеяться глупо. Да и смысла в побеге нет — всё равно ведь найдёт.
Когда я встаю рядом, Генри находит мою руку, быстро сжимает, словно пытаясь приободрить. Заглядывает в глаза, но я отворачиваюсь, глядя на алтарь, на небольшую каменную чашу и нож, и хмурюсь. Понимая: он хочет провести обряд на крови. Но зачем? И почему не спросил согласия?
— Я не давала согласия на…
— Так нужно, Мила. Поверь мне.
И всё? Так нужно и всё? И о какой вере тут может идти речь?
Нет уж. На такое я не согласна. Ведь, во-первых, расторгнуть брак будет очень сложно, практически невозможно. А во-вторых, во время ритуала происходит объединения родов через кровь. И в случае развода он всё равно останется для меня кем-то вроде дальнего родственника, настырным троюродным братцем и будет иметь право вмешиваться в мою жизнь. Всегда. И от осознания этого хотелось грязно выругаться, а ещё лучше — врезать ему. Но вместо этого я делаю шаг в сторону, высвобождаю руку, и говорю решительно:
— Я ухожу.
Генри тут же преграждает мне дорогу, и я стойко встречаю его взгляд. В глубине чёрных глаз плещется странная смесь из отчаяния и надежды. Но в ответ я лишь мотаю головой.
Пусть называет причину или я уду. Удивительно, как это он не пытается приказывать и напоминать про договор?
— Мы отойдём на пару минут, — говорит он быстро жрецу, а затем берёт меня за локоть и отводит в сторону.
Вздыхает, глядя куда-то в стену поверх моего плеча, и лишь потом говорит тихо:
— Всё очень серьёзно, Мила. Мне угрожают и давно. Этот обряд — вынужденная мера, так я смогу лучше тебя защитить. — Он замолкает, но я ничего не говорю, напряжённо ожидая продолжения.
Тут он замолкает и вновь отворачивается. А я с трудом сдерживаю порыв обойти его и заглянуть в лицо. Потому что нам миг кажется, что в его глазах блеснуло что-то подозрительно похожее на слёзы. Но ведь это не может быть правдой? Генри и слёзы. Глупость какая-то.
Внутри шевелится что-то подозрительно похожее на жалость, но я решительно втаптываю её обратно. Нет уж. Меня-то он ни разу не пожалел. И слезам этим веры быть не может.
— Это место очень надёжное. Его охраняет родовая магия и…
— …войти туда может лишь тот, кто имеет с вами кровное родство, — заканчиваю тихо я.
Родовая магия — самая сильная защита. Хоть и она не даёт стопроцентной гарантии Мало ли какие могут быть родственники? Но она хотя бы сокращает число потенциальных подозреваемых. И всегда можно выстроить против тех, кому доверия нет, магические ловушки.
— Мои родители уже там. И я надеюсь, что скоро ты к ним присоединишься. К тому же, мама уже дала тебе ключ.
Он берёт меня за руку, ласково поглаживает простенькое серебряное колечко.
А я смотрю и не могу поверить. Получается, его мать всё знала? Так может и её речь про не рождённую дочь и будущую внучку была всего лишь продуманным ходом? Чтобы я точно его надела. А ведь она мне понравилась. Но зарождающаяся в груди горечь сожаления, безжалостно выжигает ростки моей симпатии. Что ж, теперь я буду точно знать — в его семье никому верить нельзя.
И всё же…
— Значит, у вашего отца всё в порядке с сердцем.
Я не спрашиваю — утверждаю.
— Нет. Это было придумано давно, как объяснение исчезновения моих родителей в случае подобных угроз.
Я усмехаюсь, высвобождая руку. Как всё отлично продумано. Так и хочется крикнуть: «Браво», — и похлопать в ладоши. Но вместо этого я повторяю:
— Я не буду проходить этот обряд. У него есть неприятные для меня последствия.
В его глазах тут же вспыхивает привычная злость.
— Камилла, не вынуждайте меня…
— Что? Я помню все наши договора. Но вы, кажется, забыли, что женитесь, а не покупаете рабыню.
Я понимаю, что веду себя глупо. И он во всём прав, и мера эта самая надёжная. Но от этого лишь злюсь ещё сильнее.
Сколько ещё он будет решать за меня?
Генри тяжело вздыхает и шагает следом, выдыхая с тихой злостью:
— Лучше вам сделать это добровольно, Камилла. Потому что я, видят боги, не желаю применять силу. Но иного выхода сейчас не вижу.
— Напрасно ты её запугиваешь.
Кажется, мы оба вздрагиваем. Генри резко оборачивается, а я лишь поворачиваю голову, глядя на незнакомца с цепким взглядом и сединой в чёрных волосах.
— Лучше спроси, что она хочет взамен.
— Не лез бы ты, Джей, куда не просят, — процедил Генри зло.