Я не скажу, кто твоя мама

Смирнова Юлия

— Так задайся целью, — посоветовал ей тот великий медик. — Мужчины разучились охотиться и не станут тебя добиваться; а ты сама хватай добычу и в зубах тащи к себе. Тот, кого ты ждёшь, уже не появится; сейчас у тебя одна задача — взять то, что есть; а иначе пиликать тебе одной до морковкина заговенья.

Накрепко уяснив этот важный совет, Юна немедленно воспользовалась им и «волокла под венец» буквально каждого, кто откликался на её интернет-рассылку. Но резкое и необдуманное «снижение планки» однажды мигом отрезвило Юну. Неучи, альфонсы, алкоголики, безумцы, — кто должен был стать следующим? Можно было, конечно, снизить требования к жениху до минимума и поискать возлюбленного среди заключённых

колонии-поселения или колонии общего режима, — и всё же даже Юна при своей крайней наивности, граничившей с житейской глупостью, понимала, что это перебор.

Тем не менее, Юну уже посетил азарт — и, возможно, она продолжила бы все эти захватывающие знакомства; но какие-то странные вещи начали происходить с её телом. Не проходило онемение в левой руке; мизинец на ней отклонился от остальных пальцев; Юна заметила, что рука похудела и значительно утратила силу, а все мышцы тела стали попеременно подёргиваться. Интернет не оставлял ей шансов — все симптомы указывали на такое грозное заболевание мотонейрона, как боковой амиотрофический склероз, возможно — опухоль головного мозга.

Мнительная Юна, всегда жившая, не чувствуя тела, и привыкшая относиться к своему здоровью с большим трепетом, сейчас не понимала, как поступить. Бежать к врачам, диагностироваться? Для чего? Чтобы, узнав приговор наверняка, отказаться от своей мечты, остаться здесь и умереть, осмеиваемой бывшими коллегами, забытой друзьями, и так и не узнав какой-то другой жизни?

В самолёт Юна садилась с чувством, что всё здесь для неё кончено. Ельникову она никогда больше не увидит, как не увидит и этого города; пусть умрёт на чужбине, раз так суждено; но перед тем у неё есть немного времени, — и уж теперь-то она не даст маху, в последние месяцы возьмёт от жизни всё, что сказочный Лос-Анджелес сможет ей предложить!

Первое, что предложил ей этот город, — эпидемию гриппа, подхватив который, Юна провалялась без сил и потеряла целую неделю. Стоило ей подняться — как в Университете Калифорнии в Лос-Анджелесе, сокращенно УКЛА, её тотчас взяли в оборот, как и остальных стипендиатов: дали педагогическую нагрузку и отправили на коллективный спецкурс по написанию научных работ, который сегодня открывал в здании физики и астрономии — вот же совпадение — некий американец с простой русской фамилией Петров.

Юна, заинтересовавшись фамилией, посмотрела в интернете и обнаружила, что старик, именуемый Vsevolod Filippovich Petrov, — всемирно известный профессор астрофизики и прочтёт им только одну лекцию, связанную с точными методами в гуманитарных науках. Похоже, в план коллективного спецкурса его поставили не в последнюю очередь благодаря теме её диссертации по сравнительному литературоведению — ведь писала-то она о научной фантастике в испанской и американской литературах. Петров оказался научным консультантом недавно вышедшей у американского исследователя из УКЛА книги «Астрономия и физика в научной фантастике»; здешние студенты сокращённо называли его по инициалам — VFP, что расшифровывали как Very Frightening Person (Очень Пугающая Личность).

— Quiet!!! (Тихо!!!) — проорал им худой и высокий VFP, когда они — захваченные красотой кампуса на холмах Вествуда, новыми перспективами и знакомствами, весело щебечущие в аудитории — даже не заметили, что грозный лектор уже разложил перед ними свои материалы. До той минуты Петров терпеливо ждал, пока галдёж уймётся, — но так и не дождался. Юна, сидевшая прямо перед ним на первой парте, которую всегда занимала вследствие своей близорукости, тотчас забыла обо всём, даже о немеющей левой руке, даже о смертельном диагнозе и о том, что жить ей осталось недолго. Глаза и брови у Петрова были расположены, как у самураев на старинных японских гравюрах укиё-э: внешними углами

вверх, причём нижние веки представляли собой горизонтальную прямую линию, а не чуть изогнутую, как обычно бывает у глаз. К тому же, что-то, видимо, случилось у него с левой половиной лица: она была глубже вдавлена в череп, чем правая, а левое ухо было сильнее оттопырено. «Наверное, кто-то хорошо его долбанул лопатой в пьяной драке. Или в молодости несчастный случай: например, упал лицом на рельсы. А может, и вовсе родовая травма», — подумала Юна. Волосы у Петрова были не так седы, как небольшая бородёнка и усы; очевидно гордясь своей густой шевелюрой, владелец отпустил её чуть ниже середины шеи и зачесал назад, что сделало его чем-то похожим на злодеев из серии фильмов про Джеймса Бонда.

Петров, заметив Юнин взгляд, рявкнул по-английски:

— What the fuck are you looking at? (Что, бля, уставилась?)

— Ну и лицо у вас! — вырвалось у Юны на русском.

— Лицо как лицо. Такое же, как у батьки моего. Унаследовал его грёбаные черты. Ну так что с того? — на русском же ответил ей Петров. В его широко расставленных глазах полыхали от гнева все огни Преисподней.

— Ничего. Ваши глаза! Представляю, какой хороший обзор они дают.

Петров — частью ради шутки, частью для устрашения — скорчил такую рожу, что аспиранты засмеялись. Юна не выдержала и повторила за ним — слишком велик был соблазн изобразить такое же у себя на лице.

— Не смей передразнивать! — вскипел Петров и гулко топнул ногой. — Иначе выставлю вон, подам жалобу — и тебя депортируют к чёртовой бабушке!

Видно, это у неё такая карма — всех провоцировать на то, чтобы писали на неё заявления, исключали из вузов… А мужик-то весь издёрганный. Как и она сама…

— Это ты та русская девка, которая с научно-фантастической темой? — продолжил старик по-русски уже спокойнее. — Останешься после занятия.

Когда остальные аспиранты вышли из аудитории, с сочувствием оглядываясь на Юну, та дерзко вскинула голову:

— Хотите меня повоспитывать? Возьмите номер и встаньте в очередь!

Она уже ничего не боялась и не сдерживала себя: смертельный диагноз её раскрепостил.

— Хамка. Да кто я тебе — папаня родной, чтобы воспитывать? Если родители не воспитали — поздно уже, — буркнул Петров, порылся в папке и кинул ей в лицо её тезисы. — А вот с научной составляющей сделать что-то ещё можно. Что это за диссертация такая? Тут же одна болтология, судя по project summary. Вы, конечно, никто не блещете, но…

— Как не блещем? — возмутилась Юна. — Мы все получили стипендию для учёбы здесь!

Петров глумливо ухмыльнулся.

— Представляю, что за диссертационные проекты предложили остальные, если в качестве лучших выбраны были ваши.

— Но я же ничего не советую вам по астрономии.

— Да ты, макитра, совсем берега потеряла! — взъярился Петров. — Думаешь, я в восторге, что мне эту вашу лекцию в расписание впендюрили? Меня в лаборатории ждут! Но совет я тебе всё же дам, прислушиваться или нет — дело твоё. Укрепи свою диссертацию — хотя не знаю, можно ли сей опус таким гордым словом называть — статистическим методом исследования текстов своих писателей.

— Я думала об этом, но это же такая морока… Да и не знаю, успею ли я… — Юна хотела сказать, что предпочла бы быстренько всё сделать и помереть от бокового амиотрофического склероза уже в статусе PhD, как Стивен Хокинг, — но вовремя осеклась.

— Так и думал, что гуманитарии — ленивые говнюшата, — с презрением отчеканил Петров. — Ленивые и трусливые. Неудивительно, что вы такие и бедные. Прозябаете повсеместно без грантов.

— Вы понимаете, что только что оскорбили фундаментальное направление науки? — Юна от изумления даже дышать забыла. Ну и склочный мужик!