Я не скажу, кто твоя мама
Шрифт:
— Всё ещё пытаетесь меня оскорбить?
— Нисколько. Говорю, что думаю.
— Обидно, что вы так думаете. И в модели берут от ста семидесяти пяти. Мой рост сто семьдесят.
— Ух ты! Значит, интересовалась темой? Всегда можно податься в актрисы. Тем более с твоей живой мимикой.
— Да я не это самое… Потому что иначе бы… — Юна с досадой махнула рукой и замолчала. Она хотела сказать ему, что, будь она настолько красива, хоть один мужчина обратил бы на нее внимание; но поднимать эту тему с мало знакомым человеком не решилась.
— Не понял, ну ладно, — сказал Феликс,
— Да просто плохо мне, Феликс Валентинович. Очень-очень плохо. Совсем плохо.
— Только не плакать, — Феликс строго постучал по столу, увидев в Юных глазах слёзы. — Скажите мне, вы всегда так концентрируетесь на прошлом, на старых обидах и проблемах, которые давно позади?
— А вы? Легко можете забыть боль и проблемы в прошлом?
— Юна, у меня в настоящем столько проблем, что если я ещё прошлым загружусь, надо будет в петлю лезть, — энергично ответил он, вытягивая длинные ноги из-под маленького стола и цепляя Юнин стул стопой. Юна не успела ничего сообразить, как со скрежетом подъехала на своём стуле по каменным плиткам к мужчине.
— Вы же вроде начали уже обращаться ко мне на «ты»?
— А, и верно. Не хочешь на «ты»?
— Вы зовите, пожалуйста. Я пока никак, уж извините.
— Хорошо, Юна. Хочешь, расскажу про черенковские телескопы, чтобы тебя отвлечь? Мы с коллегами спроектировали дизайн с двумя фокусирующими зеркалами, он сейчас впервые охарактеризован с оптико-механической точки зрения и проходит испытания. К нему недавно подключили черенковскую камеру…
Юна внимательно слушала его; слёзы высохли. Страсть и увлечённость Феликса зажгли в ней что-то непонятное; конечно, она сейчас почувствовала, что за человек перед ней. Это был удивительный гений своего времени, страстный фанатик, трудоголик и перфекционист, вряд ли пригодный для отношений с кем-то, кроме телескопов.
— Тебе что, понятно, что я рассказываю? — с подозрением спросил он, заметив её взгляд.
— Не всё, иначе я была бы вами, — честно ответила она. — Но я же интересуюсь астрономией и научной фантастикой, помните.
— Как забыть.
— Просто, знаете… Очень интересно то, как вы это рассказываете. Сколько в вас одержимости этими идеями.
— Идеи уже воплощены. Проект сейчас поэтапно сдаётся, — Феликс, нахмурившись, снова задумался. Юна робко попросила:
— Можно ещё разок вас обнять?
— Просто потому, что вам фигово? — резко спросил Феликс. Снова на «вы». Юна смутилась и залилась краской.
— Понимаете, Юна, вам хочется обнять не меня, а просто обнять кого-нибудь, — сухо продолжил Феликс. — Меня это не устраивает, извините.
— Как вы можете так говорить! — вспыхнула Юна. — Любому ясно, что именно вас, это как нужно заработаться, чтобы не понять?
Феликс гневно посмотрел на неё, но вдруг смягчился и стукнул себя по лбу.
— Твою мать. Прости, действительно заработался. Да, конечно, логика очевидна. Если бы тебе хотелось обнять всё равно кого, ты бы попадала в чьи-то объятия чаще, чем раз в пять лет. Это с твоей внешностью совсем не сложно. Приношу свои извинения. Блять, во дурак, да. Разреши что-нибудь поинтереснее, —
— По-моему, так герои в сериале «Элен и ребята» целовались. Просто губами прикасались. Они были студентами, — вспомнила она.
— Элина и ребята?
— «Элен и ребята»! Все знают этот сериал.
— Всё полетело к чёртовой матери, — пробормотал он, отодвигая её стул на место. Юна со смехом снова проехала по плитам.
— Уже не плачешь? Отлично, — процедил он. — Мне не в кайф ложиться с тобой в койку, когда ты просто хочешь отвлечься от проблем. Или не хочешь ночевать одна. Или ещё хрен знает что там у тебя в голове.
— А я-то думала, мужчинам всё равно.
— Резво ты мужчин уравняла. Может, кому-то и всё равно. Может, даже и мне в какие-то моменты всё равно. Но вот с тобой мне этого не хочется. Сейчас я определённо увидел то, что мне надо. Интерес. Так что койке быть. Если только…
— Да сделаем, как скажете, — поспешно заверила Юна. Феликс засмеялся:
— Ну вот, стоило мне засомневаться, как опять очевидно, что переспать надо уже сегодня.
— А что вы хотели сказать?
— Хотел сказать, — Феликс говорил медленно, и Юна с удивлением поняла, как ему неприятно, — что если ты хочешь переспать со мной назло ему…
— Кому?
— Ну, тому, из-за кого ты постоянно в слезах. Уж не знаю, расстались вы там, поругались, безответно ты влюблена или…
— Да вы что! — поразилась Юна. Все эти годы она была твёрдо убеждена, что отсутствие опыта всяких отношений горит у неё на лбу красными буквами. — Никого же нет там! Да и не было никогда, — чуть тише добавила она; но Феликс то ли не понял, то ли не расслышал, то ли не придал значение этим словам и переспрашивать не стал.
— У меня тоже никого нет. Но, честно говоря, мне с этим проектом ничего и не надо. Точнее, никого не надо.
— Отлично вас понимаю. С моим проектом так же вышло. А до него был другой проект. Так что… моё сердце свободно. Никому я не собираюсь мстить через секс с вами. Просто некому. А в слезах я правда потому, что много нервов потратила, все силы вложила. Любимую учительницу потеряла. Не из-за мужчины. Я думала, это очевидно.
Лицо Феликса прояснилось.
— Да, такая прямолинейная чудачка. Всё очевидно, конечно. Я не вгляделся как следует и поленился вдуматься, извини. Обычно я более внимателен и наблюдателен. Просто сейчас эти телескопы… Все мысли только о них.
— Не извиняйтесь, это нормально.
— Не совсем нормально, конечно. Хочу оторваться. Только сначала, — он поднялся с места, — я бы поработал. Ну что, готова в библиотеку?
— Готова-то готова, только… Феликс Валентинович, уж похвалить меня за тот отчёт шестилетней давности ты мог бы. Вон как я его сдюжила — а ведь была только второкурсницей! И лихо организовала других студентов. Ты мог бы похвалить меня за лидерские качества… Ну вот, когда начинаю себя превозносить — сразу перехожу на ты. Это от спеси. Подумай хорошенько, хочешь ли связываться с такой особой.