Я не скажу, кто твоя мама
Шрифт:
— Ну вот. Чем я думал. Теперь опять физически не могу разомкнуть руки. Не оторваться от тебя.
— Ты что… не чувствуешь… ну… этого?
Как было объяснить, что другие мужчины всегда говорили, что чувствуют в ней что-то чужое? Она, филолог, впервые путалась в словах, чего с ней никогда не случалось прежде. Феликс, конечно, не понял, но пояснил:
— Чувствую то же, что в кампусе. Что это моё. И раз моё, то я его раздеваю. Надо только руки разомкнуть. Может, попытаемся вместе на счёт «три»?
Юне было вовсе не до смеха.
— Другие… мне говорили… что чувствуют что-то чужое, — вяло попыталась пояснить Юна, закрывая глаза. Феликс саркастически согласился:
— Гляди-ка ты, не такие уж дураки твои «другие». Чужого не тронули. Тем более я не люблю, когда трогают моё. А ты что, настолько на себя рукой махнула, что предлагалась всем подряд?
— Я искала. Надеялась… Галочку хотела поставить, наконец. Думала, можно вот без этого…
— Юна, я тоже прекрасно без любви жил, и ещё бы прожил. Самый большой роман в моей жизни уже состоялся, у меня страсть к физике с малых лет. Случилось — значит, случилось, нужно исследовать себя и в этом аспекте тоже. Кажется, так действуют учёные в твоей научной фантастике, когда сталкиваются с неизученным явлением? — он хохотнул. — Давай я тебя сразу предупрежу, пока окончательно крышу не сорвало. The experience can be horrendous and excruciatingly brutal for you. It can even seem unbearably hard on a certain point. Psychologically and physically… since you’ve never practiced sex before. But if you just keep following my pace like you did in the library — it can be the most humbling, painful, but rewarding experience. Готова?
— Смотря к чему, — с усилием вымолвила Юна, впервые в жизни чувствуя, что голова отключается. Терять контроль оказалось страшнее всего.
— К тому, что тебе дерьмо из башки грубо вытрахают. Your brain definitely needs to be rewired. And you will have to study the shit out of it. Знаешь, что я помню о том культурном форуме шесть лет назад?
— Ну?
— Что я, глядя на то, как ты туда-сюда мельтешишь, подумал: да у неё недотрах.
— Вот она — прямолинейность!
— Ты же сама этот тон задала. Я только подыграл.
Юна, сражённая точностью его формулировок, кивнула, следя за тем, как его здоровенные руки расстёгивают её кофточку, которую она на днях купила в HM на распродаже. Неужели ему правда нравится, как она выглядит? Как одета? Её манеры? То, что отталкивало других мужчин… да и людей вообще.
— Голсуорси был прав, — удовлетворённо сказал вдруг Феликс. От неожиданности Юна широко распахнула глаза:
— Голсуорси? В «Саге о Форсайтах»? И что же он говорил о поздних девственницах? Что они незрелые инфантилки?
— К счастью, Голсуорси не был таким пошляком, каким ты его представляешь. Он сказал, что люди, которые не живут, прекрасно сохраняются. Подумать только. Я бы тебя не отличил
— А ты что, меня уже почти раздел? — спохватилась Юна, оставшаяся в одних трусах. — Странно. Мне мама говорила…
— Слушай, — довольно резко оборвал Феликс, — пожалуйста, не тащи своих родственников и остальных заботливых знакомых в мою постель. Я не любитель групповухи. Согласен только на классику one-on-one. О тех, кто тебе что-то там говорил, пора давно перестать всерьёз думать. Не согласна? Отличные трусы у тебя. Беспонтовые. Даже, я бы сказал, научные трусы.
— Это что, оскорбление? — с усилием спросила Юна. Речь начала отказывать; язык слушался плохо.
— Ни в коем случае. Комплимент.
— Не смейся, я не виновата, что мне удобнее всего трусы в стиле пятидесятых годов.
Несмотря на то, что в ванной было тепло, Юну пробрал мороз. Неужели это всё происходит с ней? И это она собирается переспать практически с первым встречным? Вот до чего докатилась! Всё, как советовала Ельникова. Старуха, разрушившая её жизнь в России, была бы довольна!
Однако почему бы и нет. Сколько можно быть пай-девочкой и ждать чуда. Чудо уже — одно то, что она сейчас в чудесном городе, вдали от всего, что её когда-либо тревожило. Чудо, что она жива ещё. Надолго ли? Зачем стесняться?
Даже если его заинтересованность в ней не продлится долго — это стоит поощрить. Девушка самостоятельно стащила с него футболку и без всякого стеснения прижалась к нему обнажённой грудью, обняла за шею.
— Я не во всём умна, мой ум состоит в другом.
— Ты очень логично всё излагаешь.
— Пока язык не начнёт заплетаться от нервов или страха.
— Мне нравится, как ты разговариваешь. И как трясешься от страха, тоже возбуждает.
— Ну спасибо!
— Я не шучу. И ты не кокетничаешь, не соблазняешь. Я всегда принимал этот флирт как элемент традиционной игры. Но мне это не нравится. Мне нравится логика и прямолинейная честность. Открытость и сотрудничество. И да, у меня тоже давно не было секса. Но меня как-то не парило, извини за студенческий жаргон. А ты загналась. Почему?
— Просто начинаешь считать себя невостребованной. Ты-то ведь жил с женщинами?
— Разумеется. Дружно жил с такими же успешными и занятыми, как сам, и был доволен. И если бы мне сказали, что вот такое под занавес четвёртого десятка лет испытаю, я бы очень смеялся.
— Вот чёрт. Я хотела бы тебе понравиться.
— Спасибо за откровенность. Ты можешь не волноваться: даже если ты проявишь себя полной идиоткой, it will be generously compensated by your fucking beauty, — он осторожно отстранил её и осмотрел. — На тебя нужно любоваться. Чтобы всю тебя видеть. Эта талия, ноги… чёрт, да ты хоть сама-то видела свои плечи, шею? Грудь свою? Знаешь, тебе было бы позволительно с такой фигурой иметь лицо похуже. Так нет же — и личико отличное. Просто застрелиться.