Я не скажу, кто твоя мама

Смирнова Юлия

— Пожалуйста… Я столько книг таскала, деньги держала… Вы же сами говорили… надо дезинфицировать… всё-таки руки положено мыть, вон в туалетах везде объявления висят!

— Ну, раз объявления, — усмехнулся Феликс; отпустил ее, нагнулся и достал из рюкзака дезинфицирующую жидкость:

— Вот чем нас снабдил хозяйственный отдел. Видала?

— У меня такой же флакончик…

Он снова раскрыл её ладони, растёр жидкость между своих и её рук. Его пальцы скользили между её пальчиками, ласкали запястья, суставы и тыльную сторону рук. Юна прерывисто вздохнула от удовольствия и вдруг вспомнила:

— У меня ещё салфетки антибактериальные есть. Для верности.

—

Ну давай их сюда, если тебе так спокойнее.

Феликс протёр салфеткой свои и её руки, подул на её пальцы, стремясь побыстрее просушить их, и поднёс к губам.

— Всё? Больше никаких препятствий? Всё стерильно?

— Там написано, что убивает девяносто девять процентов микробов, — безвольно подставляя руки под его поцелуи, вспомнила Юна. Мужчина, посмеиваясь, по очереди прикусил кончики её пальцев:

— Тогда можно и в рот взять, как думаешь? Это безопасно? — он согнул её фаланги, целуя и покусывая средние суставы.

— А это обязательно делать?

— Обязательно. Потерпи уж маленько.

— Хорошо, — Юна закрыла глаза, с ужасом понимая, что сейчас грохнется в обморок. Никогда прежде ни один мужчина не пытался подойти к ней с ласками. А она-то думала, что асексуалка, что всё в ней атрофировалось.

Феликс разогнулся и тихо спросил:

— Куда ещё поцеловать? Говори.

— Можно ещё голову… её-то я, слава богу, утром помыла…

— Отлично, — одобрительно пробормотал он. — Тем более раз помыла… Не пропадать же добру. И как это я сам не догадался.

Он опять захватил её голову, нагнулся к пробору и, самозабвенно покрывая его поцелуями, отметил:

— Упругие, как проволока. Но мягкие, пушистые. Как такое может быть?

— Они такими становятся только в Лос-Анджелесе…

— Ну, говори, куда ещё, — выпрямился он наконец.

Они помолчали, глядя друг на друга.

— Ты мог бы так меня не рассматривать? — взмолилась наконец смущенная Юна. Феликс притронулся указательным и средним пальцами к её лбу между бровями, слегка нажал.

— Опять на ты. Хорошо. Но ведь ты на меня точно так же смотришь. И я не в претензии. У тебя те же напряженные морщины между бровями. Справа поглубже, слева поменьше.

— Я обычно этого не замечаю, брови сами съезжаются. Иногда спохватываюсь, пытаюсь разгладить, а потом… одно и то же.

— У меня точно так же. Ну так скажи, чего ещё ты хочешь?

— Того же самого, — запрокидывая лицо, попросила Юна. Феликс засмеялся:

— Никакого кокетства. Всякая сексуальность из твоего облика совершенно изъята. Только прямота. И поэтому такой эффект от тебя. То, что нужно. Ты меня сегодня что… с ума свести решила? — он снова взял её голову в руки и стал целовать участок между напряженными бровями. — Давай, разгладь здесь… Так нечестно. Хотя бы часть поцелуев нужно вернуть. Дай сдачи, — выпрямляясь, потребовал Феликс. Юна с готовностью откликнулась:

— Хорошо. Но мне до тебя не достать.

Феликс опять, как и в аудитории, ногой подвинул ей тумбочку, стоя на которой, она только что искала книги на верхних полках. Девушка поднялась на те самые двадцать сантиметров, которые скомпенсировали разницу в росте, и, оказавшись на уровне его лица, чмокнула в щеку.

— Отличный выбор. Только слишком целомудренный. Можно сделать что-то поинтереснее, — целуя ее в уголок губ, предложил Феликс. Он обхватил её обеими руками, не давая отодвинуться, и Юна, моментально сдаваясь, добросовестно ответила на долгий и глубокий поцелуй — хотя внутри её просто заколотило. Впервые в жизни она была в объятиях

мужчины и не думала, что это когда-то станет её реальностью. Сознание отказывалось воспринимать происходящее. Стараясь не выдавать себя, она послушно повторила за ним все движения его губ, раз уж поцелуй всё-таки случился. Чтобы быть внимательной, она сосредоточилась на его твёрдых губах и отключилась от всего, стремясь прожить этот опыт, которые все проходят ещё в школе; как только поцелуй стал настойчивее и к губам подключился ещё и язык, у Юны подкосились ноги. Тем не менее она добросовестно повторила всё за мужчиной. Её дыхание срывалось от волнения; Феликс заметил это и, оторвавшись от её губ, спросил:

— Что такое?

Юну потряхивало; тело непонятно вибрировало внутри, по ягодицам и низу живота то ли ползали мурашки, то ли бегали слабые волны.

— Ну что такое? Что тебя так трусит? — Феликс нахмурился и всмотрелся в неё в полумраке среди книжных рядов. Это был цепкий взгляд серьёзного исследователя, разбирающего объект изучения на атомы; только учёные, академики и могут так смотреть. Юна подумала, что ей надо бы почитать про него в интернете; впрочем, уже и без онлайна становилось ясно, что за человек перед ней.

— Мне… я неважно себя чувствую, — невнятно пробормотала Юна, пряча глаза и стараясь высвободиться.

— Слушай… если не научилась врать до сих пор — нечего и начинать, — Юне послышалось в его словах презрение, и она отчего-то вздрогнула. — Фу ты чёрт, — он качнул головой и вдруг улыбнулся:

— Будь я проклят. It was mind-blowing. Какого хрена, скажи мне? Ни хрена не соображаю.

Юна понимала, что это её шанс. Если она его заинтересовала хоть сколько-нибудь — надо этим воспользоваться, подобного она не испытывала никогда ни к одной живой душе (про тело и говорить не приходится), и вряд ли это повторится, учитывая её невлюбчивость и подозреваемую фригидность… даже асексуальность, как внушали ей мать и приятельницы. С другой стороны, как он отреагирует, узнав правду? Развернётся и уйдёт, оставив её в библиотеке заниматься тем, что она умеет лучше всего — наукой? Тем единственным, что надёжно и всегда с ней. Тем, что никогда не отвернётся, не изменит. Тем, что только и осталось ей в жизни.

Мужчина выглядел немного озадаченным. Юна с тревогой увидела, как он снова насупился, и робко поцеловала в лоб, с удивлением ощутив, какие жёсткие, словно проволока, у него брови.

— Обычно так за учителем следуют новички. Что, заучилась насмерть?

Юна, заливаясь краской, ступила с подставки на пол и попыталась отвернуться.

— Ого. У тебя что, никогда этого не было?

— Чего «этого»? — с досадой уточнила Юна. Феликс сердито прервал:

— Зачем это, Юна. Я же сказал, что все эти кокетливые игры не терплю. Была очаровательно прямой, как биссектриса? Вот такой и оставайся.

— Ну ладно, не было. Никогда и ничего. Я же сказала, что никого не обнимала! Ты что думал: не обнималась, но при этом целовалась и сексом занималась?

— Я решил, что, может, хоть из интереса перепихнулась с кем-нибудь в студенчестве. Мало ли.

— Не перепихнулась. И что дальше?

— Может, поедем ко мне и там разберёмся, кто, кого и куда целовать будет?

— То есть тебя не смутит переспать с женщиной, с которой никто до тебя не спал?

— И действительно. Как же мне переспать с такой прокажённой? Может быть, в скафандре? И потом, как я понимаю, если с ней никто не спал — значит, её правильнее будет называть не женщиной, а девушкой? Или какая там терминология?