Я не свидетель
Шрифт:
– Вы можете отказаться от наших услуг и официально обратиться в милицию, - сказал Михальченко.
– Эти тоже будут тянуть резину, - отмахнулся Тюнен.
– Куда мне теперь от вас деваться? Хоть мертвого, но найдите.
– Поверьте, ищем, Александр Георгиевич. Понимаем ваше состояние. Вы знаете, какое количество людей исчезает по разным причинам? Тысячи по всей стране. Случается, ищут их годами, - мягко сказал Левин.
– А мне-то что? Мне не другие нужны, я за своим делом к вам пришел... Ладно, звоните если что, - он опять махнул рукой.
– Я больше не нужен?
– Нет, -
– Ну что, хватит на сегодня впечатлений?
– спросил Левин, когда Тюнен ушел.
– Жизнь!
– философски изрек Михальченко.
– Пошли по домам, философ?
– Левин подошел к вешалке, снял свой плащ.
– Мне еще плащ Кукину вернуть надо, обещал...
29
"Молодая красивая баба, работает в гриль-баре. Сам понимаешь, что за работа и что за народ там бывает. Я-то туда не дюже разгоняюсь, цены кусаются. А так за ней ничего худого. Мужик ее в колхозе цеховиком работает. Ни пьянок, ни темного элемента в доме ихнем не наблюдается, соседи во всяком случае не жалуются, - так охарактеризовал Ольгу Лынник участковый в ответ на звонок Михальченко.
– А прислать к тебе ее смогу, вчера она вернулась из отпуска. Девка спокойная, покладистая. Скажу, что по какому-то общественному вопросу. Только ты не жми ее здорово, поласковей, чтоб не обиделась на меня. Мне с людьми дружить надо"...
Все это Михальченко вспомнил, когда на стук в дверь крикнул: "Входите!" и увидел в дверном проеме действительно очень красивую молодую женщину в "варенках", в белой блузке, в синих модных туфлях на маленьком каблучке. Темнокаштановые волосы были схвачены вокруг головы широкой голубой лентой-резинкой из махровой ткани, лицо, в особенности выпуклый лоб и высоко открытые руки темнели свежим загаром.
– Я, наверное, к вам?
– спросила она.
– Мне нужен товарищ Михальченко. Моя фамилия Лынник.
– Я и есть Михальченко, - он приветливо улыбнулся.
– Меня участковый попросил зайти к вам по какому-то делу.
– Садитесь, Ольга Викторовна, - он встал и придвинул ей поудобней кресло, поймав себя на мысли, что почти не актерствует, что с такой женщиной приятно быть обходительным и услужливым.
– Что же это за такое бюро у вас? И название странное - "След"? спросила она.
– Просто частное сыскное агентство. Кооператив своего рода. Только мы ничего не производим, - засмеялся он.
– Оказываем разные услуги: разыскиваем пропавших детей, взрослых, собачек, охраняем кооперативы. В общем, много всякого, - она сидела чуть повернувшись боком, и в широкой пройме ее блузки в глубине он видел нежную складку, шедшую в обозначившейся выпуклости груди.
– Ольга Викторовна, разговор у нас будет секретный, абсолютно между нами, - он заговорщически подмигнул.
– Но и серьезный. Никто - ни знакомые, ни приятели, ни Леня Локоток, ни даже муж не должны о нем знать.
– Михальченко специально сразу же упомянул Локотка, давая понять собеседнице, что ее связь с Локотком для него не секрет. И мужа вспомнил намеренно, мол, не бойся, я тебя не заложу, семейные дела ваши меня не касаются, не знает этот лопух о твоем хахале, так ему и надо, дуракам на красивых жениться противопоказано.
Он увидел,
– Пожалуйста, чтоб муж не знал, - тихо попросила она.
– Он добрый человек. Работает, работает, чтоб мне хорошо жилось. Все уговаривает, чтоб я ушла из бара... А Леню я люблю. Мы давно с ним... Еще до замужества... А что случилось?
– Так и договоримся. Ни вы никому ни слова, ни я. А случилось вот что: восемнадцатого апреля вы или кто-то по вашему паспорту сдал в ломбард плащ. Импортный, темно-синий. Было такое?
– Было, - она посмотрела на него, будто удивилась: вот это и все? Это же пустяк, обычное дело.
– Расскажите мне подробно, как вы провели день накануне, семнадцатого.
– Накануне?
– она задумалась, вспоминая.
– В тот день у меня, кажется, был отгул. Мы поехали с Леней в наш гриль-бар, пообедали.
– Выпили?
– Нет, Леня не пьет... Потом вернулись в город, гуляли в роще. Мне надо было торопиться к портнихе, я отдала ей ушить джинсы. Мы попрощались, и я ушла. Он тоже спешил. На съемки.
– На какие съемки?
– Он контракт заключил на конном заводе с немцем из Германии. Снимки для ихнего журнала про наш конный завод...
– В котором часу вы приехали к портнихе?
– Без четверти пять.
– Почему вы так точно помните время?
– Она назначила мне к пяти. А когда я приехала, у нее еще сидела другая заказчица. Портниха еще спросила: "Что ты так рано?" Она не любит, чтоб в ее доме сталкивались клиентки.
– Понятно. Дальше. В тот день вы еще виделись с Локотком?
– Нет. Только по телефону говорили. Он позвонил, попросил, чтоб я сдала в ломбард вещи кое-какие.
– Это зачем же?
– Он никогда хорошие вещи дома не держит, боится, чтоб не обворовали. Знаете, что сейчас делается! Тем более, когда он уезжает на целый сезон. Обычно я и сдаю. А тут знакомый поляк привез много хороших вещей из Турции. Утром до работы, мы открываемся в двенадцать, я и пошла к Лене домой...
– У вас есть ключи от его квартиры?
– Да... Взяла сумку с вещами...
– Красивая сумка - зеленая с черным?
– Нет, - она удивилась.
– Другую, большую, серую. Пошла в ломбард и сдала.
– Среди прочих вещей в сумке был и плащ?
– Ну да... А потом перед самым Лениным отъездом приехал приятель из Москвы за этими вещами. Леня покупал их по его заказу. Я пошла в ломбард выкупить.
– А почему плащ не выкупили?
– Леня сказал: "Забери все, кроме плаща. Пусть еще полежит".
– Понятно. Где сейчас Локоток?
– Там же, в Коктебеле.
– Что он так долго там?
– Он уезжает туда работать на сезон. С напарником из местных фотографирует на пляжах курортников.
– Когда он должен вернуться?
– На днях. Точно не знаю. С билетами сейчас трудно. Он собирался в Феодосию за билетом.
Михальченко сделал паузу. И Лынник, воспользовавшись ею, вставила свой вопрос:
– Все-таки, что случилось? Ему ничто не грозит?
– Ничего вам пока сказать не могу. Выясняем, - ответил он неопределенно.
– Вот сверим время, посмотрим.