Я не верю в анархию (Сборник статей)
Шрифт:
Надежда КАШЛИКОВА.
1990 г., "Rock Fuzz", № 9-10.
200 ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА
Интервью с Егором Летовым
"Как захочешь, так и было"
"И тихо взяв мешалку в руки,
Он мудро кашу помешал, -
Так он урок живой науки
Душе несчастной преподал."
"В цырке все смешно
Клоуны смеются
Люди все смеются
Звери тоже смешно"
"Кто
"Если ты меня забудешь — не забуду я тебя. В жизни может все случиться — не забудь и ты меня."
Серега: Итак, здорово.
Егор: Привет.
С.: Давай устроим этакое… простое собеседование. Ибо то интервью, которое ты приготовил для "Контр Культ Ур'а" № 3 или там… отдельным изданием — пусть будет этаким "программным заявлением". А мы вот здесь посидим и просто поговорим — о том о сем. Хорошо? Без всякого громыхания, помпеза и пр.
Е.: Давай.
С.: Мне вот на днях попало в руки твое интервью с Мейнертом, в «ЗЗЗ». Подивился я, честно говоря, сказанному тобой…
Е.: Ха-ха… Да! Интервью на редкость идиотское вышло, что говорить. Даже еще более дурацкое, чем то, что я в Барнауле давал. Просто красота!
С.: Что это ты там (в "ЗЗЗ") про выступление EXPLOITED в Вильнюсе наговорил?
Е.: Это КРАСИВЕЙШАЯ история! У меня есть в Вильнюсе приятель Вервяклис, местный панкер, скинхэд, лидер группы «Разрушители» (не помню, как это звучит по-ихнему). Так вот, у него EXPLOITED это… как Пушкин — для Пети Мамонова, как Гребенщиков и Цой… или там Кинчев — для Питера. Так вот. Он жрал чуть ли не год всякие колеса и прочее горючее — и поехал. Умом. А местные панки, его друганы, решили над ним подшутить — пришли к нему однажды и говорят: вот, мол, Ватти (вокалист EXPLOITED) приехал в Вильнюс, на пару дней, как турист, проездом, из Финляндии. Вервяклис тут же побежал на него смотреть. А они там где- то на какой-то хате уже приготовили какого-то здоровенного чувака, с гребнем, в клепаной коже и тому подобном, который Ватти и изображал из себя, пиво пил, рыгал, иногда что-нибудь типа "хау ду ю ду" произносил… А вечером якобы концерт должен был происходить, где Ватти с литовскими панками собирался джемовать… Так вот, Вервяклис стал мне звонить, истерически хохотать, взахлеб рассказывать о Ватти — какой, мол, это клевый чувак, братан и прочее. Ну, я, соответственно, поверил и всем тут же эту информацию и передал. Впоследствии оказалось (Сергеев, наш бывший "дорожный менеджер", ездил в Вильнюс, встречался с «потерпевшим» и все досконально расследовал), что бедный Вервяклис пошел вечером на мифический концерт Ватти — оного разумеется, не обнаружил, ибо ДК, в котором все должно было происходить, был закрыт и более того — заколочен. Вервяклис, не мудрствуя лукаво, стал ломать двери, крича, что, мол, "Punk's Not Dead!", "EXPLOITED давай!" и проявлять прочее игнорирование реальности — приехали менты, посмотрели на него, призадумались — и отправили в психушку, где Вервяклис после инсулина там… галапиридола и тому подобного несколько пришел в себя через пару месяцев. Вот такая история о концертах EXPLOITED в Вильнюсе. Согласись, что красиво!
С.: Красиво!
Е.: А то, что армия мне после 8-го класса грозила… так это факт. Я в школу поздно пошел — болел… и не хотел. А вообще глупейшее интервью вышло — глупейшее до такой степени, что даже хорошо. Коля Мейнерт — хороший человек, но имеет скверное свойство все воспринимать через этакую суперматическую социально-политическую призму. Мы с ним часов пять говорили о том, что для меня тогда имело (да и имеет) первостепенный смысл — вместо всего этого он помешает самое начало разговора — его как бы вступление, где повествуется о КГБистских гонениях и тому подобной романтике. Как будто это имеет хоть какой-либо смысл сейчас! Все мои политические приключения породили в лучшем случае сериал этаких "песен протеста" типа «КГБ-Рок», "Новый 37-й", «Анархия», "КГБ" и др. А это, надо признаться, отнюдь не самые ценные мои "сочинения".
С.:
Е.: Ну и что же тогда получается? Вот и говори после этого… Ведь вроде взрослый человек, а все воспринимает как цацки какие-то! Впрочем, там, где он живет, все так, может быть, и есть. Игрушечная страна, игрушечные понятия… А все оттого, что об искусстве, о творчестве беруться судить люди, не писавшие ни единой песни, ни одного стиха, ни одной картины!! Кто может судить о Ван Гоге? Только какой-нибудь Босх… или там… да хотя бы и Глазунов! Кто может писать о Янке? Я могу писать, Жариков, Плюха… Но ведь пишет всякая сволочь! Липницкие всякие, какие-то, сука, Мальцевы… или кто там эту херню в "Комсомольской правде" родил? Я не хочу обидеть Колю Мейнерта, он очень хороший человек, и я очень хорошо к нему отношусь, но, мне кажется, он занимается… не своим делом. Ему бы о политике статьи писать, о социологии. К року он отношение имеет… ну… самое минимальное.
Самое плохое то, что все статьи так или иначе — я это совершенно твердо и ясно ощущаю — влияют неотвратимо на происходящее. Это действует как магия. Напишет какой-нибудь пидор какую-нибудь статейку — и пошло-поехало. Это формирует — зычно выражаясь — и народное сознание, и подсознание, и общую ситуацию. Голдинг правильно писал в "Чрезвычайном после" обо всей этой херне.
С.: Ты считаешь, что какая-нибудь грязная статейка способна перечеркнуть само творение?
Е.: Хрен его знает. Может быть, само творение и не перечеркнет, так как все НАСТОЯЩЕЕ, выстраданное — уже отчетливо, уже в другом измерении, уже принадлежит Вечности… Но… может уничтожить его в глазах поколения, а может и… вообще — нации или человечества. Навсегда. Так уже бывало. И не раз. Хочется уповать на то, что "имеющий уши — услышит", все-таки услышит. Очень хочется на это уповать.
С.: А вот скажи, что ты собираешься теперь делать? Записывать, сочинять?.. Каковы, дурацки выражаясь, твои творческие планы?
Е.: Каждый раз, как закончу очередную какую-нибудь вещь — альбом ли, песню ли… — кажется все. Дальше некуда. И ничего. И каждый раз вновь, по прошествии времени, впрягаешься и прешь, и прешь… Вот Тарковский в каком-то интервью своем говорил о том, что ему больше остальных-прочих близки люди, осознающие свою ОТВЕТСТВЕННОСТЬ и имеющие НАДЕЖДУ. Может быть, это и есть — надежда. Она и вытягивает каждый раз, заставляет вновь "шаг за шагом наутек". А иногда мне кажется, что самое сильное и НАСТОЯЩЕЕ — если отказаться и от надежды. Вот тогда- то, может быть, ВСЕ и НАЧНЕТСЯ!.. И все-таки, не знаю — слабость это или сила — надежда. Дело в том, что я всю жизнь верил — ВЕРИЛ — в то, что я делал. Я не понимаю, как без ВЕРЫ и надежды можно что-либо вообще делать — хотя бы и гвозди забивать! Все, что не имеет в себе этой веры — не имеет и СИЛЫ, и являет собой, стало быть, — то, что и являет (а ныне так повсеместно) — СТЕБАЛОВО. И не более того.
С.: Подожди, мы о твоих творческих планах хотели…
Е.: А! Да. Так вот. Пока я верил, что то, что я делаю, свернет на фиг весь этот миропорядок — я и пел, и писал, и выступал. А теперь вышла ситуация из-под контроля. Проехали! ВИЖУ я, что никому это на хуй не нужно. Теперь во всяком случае. Это как развлечение стало для них для всех. Этакий цирк. А развлекать кого бы то ни было я вот че-то не хочу. Вот не возникает у меня почему-то этого весомого желания. Пусть этим Пригов и K° занимаются. И Мамонов. Бердяев, судя по всему, прав оказался — действительно настал катакомбный период для носителей, хранителей культуры. Все превратилось в слизь и грязь. Стало быть, надо уходить отселе пока не поздно — незачем свои святыни на всеобщее осмеяние выставлять. Хотел я, по правде сказать, записать на последок альбом… о любви. Давно хотел. И хотел я назвать его Сто Лет Одиночества. Это очень красиво и здорово. В этом очень много любви — "Сто лет одиночества".
С.: А ты не боишься цитировать Маркеса? Ведь это же он сочинил. А не ты.
E.: Да какая разница — кто сочинил! Я уверен, что это и не Маркес сочинил. Все это и до него было. Вообще — ВСЕ ВСЕГДА БЫЛО И БУДЕТ — это ЗНАНИЕ. Оно кругом. Вот — в деревне за окошком. В коте моем, который на матрасике спит. Знание не принадлежит ни кому лично. Так же как и мои песни в высшем смысле не принадлежат лично мне. Или наоборот — Знание принадлежит всем. Мне вот постоянно кажется, когда я встречаю что-нибудь НАСТОЯЩЕЕ — что это — я. Я впервые когда DOORS услышал… или LOVE… или песню "Непрерывный Суицид" — первое, что во мне возникло, это фраза: "Это я пою". То же самое могу сказать и о фильмах Тарковского, и о Хлебникове, и о Достоевском, и о Вадиме Сидуре… могу до ночи перечислять. А что касаемо цитирования… это очень здорово — взять и привнести что-то неожиданное и новое, красивое — в то, что уже… Это как взять и достать с чердака старую игрушку, сдуть с нее пыль, подмигнуть, оживить — и да будет Праздник! Понимаешь?