Я ослушалась Дьявола
Шрифт:
Давид не простит меня. Он просто меня уничтожит. И не только меня – но и Пашу, и нашего малыша.
4 глава. Настоящая близость
На следующий день я просыпаюсь очень поздно, в два часа после полудня, измотанная и совершенно несчастная, словно и не отдыхала вовсе. Одно хорошо: несмотря на субботний день, Давид еще с утра уехал куда-то по рабочим делам и оставил записку, что не появится до самого вечера: «К ужину можно не ждать». Это значит, у меня действительно есть шанс внепланово съездить к Паше. Его теплые уютные объятия –
Но перед этим необходимо разведать обстановку и убедиться, что поездка будет безопасной. Я спускаюсь вниз и обнаруживаю Зою, нашу домработницу, за чисткой ковра возле дивана.
– Его вырвало? – спрашиваю я будничным тоном.
– Нет, просто слюней напускал, пока спал, – так же буднично отвечает женщина. Она, как и я, терпеть не может нашего хозяина. – Доброе утро, Алина Алексеевна.
– Доброе утро, Зоя.
– Сварить вам кофе? Или яичницу сделать?
– Нет, спасибо, – улыбаюсь я. – Пожалуй, я прогуляюсь. Сегодня такая солнечная погода. Позавтракаю в каком-нибудь уютном кафе с видом на заснеженную Москву-реку.
– Звучит прекрасно, – женщина кивает.
– Не знаешь, Давид Кириллович уехал только с водителем или Влад тоже был с ними? – спрашиваю я осторожно.
– У Влада сегодня выходной, насколько мне известно…
– А, ясно, – я стараюсь ничем не выдать своей радости, а потому поспешно разворачиваюсь и отправляюсь в душ.
Там я наконец окончательно просыпаюсь и прихожу в себя. Мысль о беременности все еще кажется жуткой, но кровь в висках стучит уже не так сильно. Я знаю, что я не одинока: у меня есть любимый мужчина.
Прежде чем выйти из ванной комнаты, я встаю перед большим зеркалом полностью обнаженная и кладу обе ладони на живот. Пока ничего не видно, слишком рано. И в профиль тоже. Восхитительная плоскость. И даже соски не набухли. Я щупаю свою грудь с задумчивым, рассеянным видом. Но легкая, едва заметная тошнота напоминает: мне все это не приснилось. Я действительно жду ребенка… Не то время, не те обстоятельства, но так уж сложилось. Вот только готова ли я вообще стать матерью? Или это далекая, недоступная мне роль?
Я заказываю такси, а потом второе и третье. Как всегда, добираюсь до Паши с пересадками, а последние два дома и вовсе иду пешком, чтобы точно убедиться, что за мной никто не следит. Проверять, чтобы не было хвоста, – важное правило безопасности.
Из нашего элитного поселка ехать больше часа, учитывая пересадки – почти полтора. Паша живет в центре Москвы, в обычном многоквартирном доме, на седьмом этаже. Я поднимаюсь к нему на лифте, а он уже встречает меня в дверях, чтобы заключить в объятия и поцеловать в губы: крепко, но нежно. В его руках мое напряженное, истерзанное тело сразу расслабляется, как по щелчку… Я расплываюсь и отвечаю на его поцелуи.
– Как себя чувствуешь? – первым делом спрашивает он.
– Когда ты рядом – просто идеально, – отвечаю честно.
– Не укачало, пока ехала?
– Неа, – я мотаю головой.
– И не тошнит? – допытывается мужчина, и я смеюсь:
– Неа! Но я ужасно голодная, так что тебе придется меня накормить! И желательно чем-нибудь вкусным и необычным! Что думаешь насчет чипсов со сгущенкой?
Паша – адвокат по уголовным делам, специализируется – вот ирония! – на защите женщин от домашнего насилия: физического, психологического и сексуального. Российские законы не то чтобы на стороне таких женщин: абьюзеры нередко оказываются оправданными, так что работа, которую делает мой любимый мужчина, – это воистину героизм. А отсутствие в России адекватного закона о домашнем насилии и вовсе делает ее узкоспециализированной и сложной.
Мы познакомились два года назад в крупном московском реабилитационном центре-приюте для женщин, пострадавших от домашнего насилия: я делала благотворительный проект (привычное занятие для чиновничьей жены), он – защищал обратившихся за помощью в судах. Общее дело объединило нас, стало началом настоящей, духовной близости…
Только потом появилась физическая близость – мы влюбились. Без ума, без памяти, без оглядки на реальность… Как подростки. А впрочем… Не знаю, как он, но для меня Паша и вправду стал первой настоящей, осознанной любовью. С Давидом у меня никогда не было настоящей близости. Мы построили наши отношения на похоти. Меня притягивали его статусность и разница в возрасте в одиннадцать лет. Его – моя красота и невинность. Все это рассыпалось, как карточный домик. Невинность оказалась растоптана опытом боли и насилия, красота – упрятана в золотую клетку, а статусность превратилась в шантаж и абьюз.
Но – я так до сих пор и не рассказала Паше, что мой муж бьет и насилует меня. Он знает лишь, что я втянута в финансовые махинации и боюсь за жизнь и здоровье двоюродного брата. А теперь… теперь я и вовсе не знаю, что говорить. Нам всем известно, что Давид не может иметь детей, и я не смогу скрывать, что забеременела от другого мужчины.
Паша отлично готовит: он организовывает мне вареные всмятку яйца, тосты с плавленым сыром, овощной салат и вкуснейший…
– Почему не кофе?! – возмущаюсь я искренне, увидев в своей чашке явно что-то другое.
– Это зеленый чай, – объясняет мужчина. – Для беременных это гораздо полезнее.
– Блин, Паша, ну вот что ты за человек, – ворчу я, а сама так и расплываюсь в улыбке, тронутая до глубины души его заботой. – Спасибо, спасибо, – я лезу его поцеловать, но он говорит строго:
– Ешь! – и я послушно и с аппетитом принимаюсь за завтрак.
После еды мы устраиваемся на диване в гостиной, и я кладу голову ему на плечо:
– Что будем делать?
– Точно не избавляться от ребенка, – говорит мужчина твердо.
– Давид не простит мне измену.
– Тем больше шансов на развод!
– Это вряд ли, – я хмыкаю.
– Почему? – удивляется Паша.
Я заглядываю ему в глаза и касаюсь пальцами небритой щеки:
– Я расскажу тебе, только… мы можем сначала…
– Что? – он сводит вместе брови, а я тут же разглаживаю их пальцами:
– Я ужасно хочу тебя… Пожалуйста… – шепчу тихо и припадаю к его губам своими губами. Он нужен мне, как воздух, как вода. Мне жизненно необходимо, чтобы он запечатал своими поцелуями мою вчерашнюю боль, чтобы перекрыл нежными прикосновениями воспоминания о грубых руках мужа, чтобы он ласкал и любил мое тело, чтобы вошел в меня, заменив въевшееся в кожу отвращение горячим, всепоглощающим удовольствием… Паша не вполне понимает, насколько важно то, что сейчас происходит, но не спорит со мной, подхватывая на руки и унося в спальню, на свежие хрустящие простыни.