Я - подводная лодка!
Шрифт:
Командир быстро озирает горизонт, обходя по кругу зев перископной шахты.
– Штурман!
– запрашивает он в микрофон.
– По какой таблице вы рассчитали солнце? Какого месяца?
– Виноват, товарищ командир! По прошлому...
Я понимаю, чего стоит командиру не разразиться сейчас бурной тирадой. Я ценю его умение впрессовать в три коротких слова эмоции чудовищно высокого давления:
– Виноватых бьют, штурманило. И даже в церкви!..
– Ясно...
– вздыхает в микрофон Васильчиков. По этому вздоху легко представляешь
Солнце сядет ещё через четверть часа. Придется погружаться - не болтаться же на опасной перископной глубине.
– Посмотри!
– подзывает командир. Я прикладываюсь к зеленоватому глазку. В четком окружье - на красной дорожке - белый парусник. Большая каютная яхта. Смуглый парень и девушка в желтом купальнике. Я успеваю разглядеть даже транзистор, привязанный к мачте. Почему-то показалось, что из его динамика непременно звучит танго "Утомленное солнце нежно с морем прощалось...". Хоть бы побыстрее оно попрощалось. У нас впереди ещё лунная прогулка с форсированной зарядкой... Интересно, чувствует ли эта парочка на себе наш взгляд, пристальный немигающий взгляд перископа?
– Ну что, Андреич, - тычет мне пальцем в бок командир, - не хочешь лодками махнуться?
У меня перед глазами проносится вдруг анфилада отсеков - от носового до кормового. Как будто мне и в самом деле предстоит покинуть их навсегда. Родные опостылевшие лица, тесное измасленное железо...
– Да никогда в жизни!
Я сам поражаюсь искренности ответа.
Мы поднырнули, и окуляр перископа застлало нежной, почти небесной голубизной, разве что чуть более плотной и темноватой. Отчетливо видна выдвижная мачта антенны; солнечные блики трепещут на её отполированном стволе. Над ней колышется, рябит, пляшет неровная пленка поверхности. Я вижу изнанку волн. Поплавать бы здесь с аквалангом!..
Парусник удалился, солнце уползло за край моря, и мы всплываем в крейсерское положение.
НОЧНОЕ ВСПЛЫТИЕ
– Пятый, шестой - по местам стоять! К зарядке аккумуляторной батареи!
Всплыли, закачались.
– Отдраен верхний рубочный люк!
– Ничто не звучит на лодке с такой радостью и бодростью, как этот возглас вахтенного офицера. Выбираемся на мостик.
– Сигнальщика наверх! Управление машинными телеграфами - в рубку!
В ограждении рубки - как в беседке после дождя: сыро, мокро, сверху падают капли. И пахнет рыбой. Наверное, прошли сквозь косяк макрели или пеламиды. В ячейках обрешетника вспыхивают огненные точки светящихся рачков. Морская вода - жидкая жизнь, опусти в неё кусок железа, и оно зазеленеет.
Где бы мы ни всплывали - одна и та же картина: полумесяц, море со струистым отливом, черный скат лодочного борта. Вечный треугольник: луна, горизонт, рубка. Все вершины соединены взглядом и лунной дорожкой.
Сегодня к ним прибавилась ещё одна точка - высверки далекого маяка. Плоские лучи неторопливо шлепают по морской глади. По курсу - остров, один из тex, что соединял некогда Европу с Африкой. Теперь на нем частокол, разгораживающий материки стальной гребенкой чужих ракет.
– Мостик! Поднимается зенитный перископ!
Мы осторожно подаемся вперед, освобождая место за спинами.
Лоснящийся ствол перископа плавно выныривает из "бутылочного" горла тумбы, быстро идет вверх и утыкается в созвездие Девы. Не щекотно ли ей?
Старпом успел нахлобучить на головку перископа свою пилотку. Перископ повертелся, повертелся и пошел вниз. На мостик вылез лейтенант Васильчиков, и чертыхаясь, стал протирать наружные линзы.
– Черт, не видно ничего...
Старпом тихо ухмылялся. Васильчиков нырнул в рубку, перископ снова пошел вверх и снова со старпомовской пилоткой на "глазу". Снова выскочил обескураженный штурман.
– Георгий Вячеславович, похоже запал противосолнечный фильтр...
– Не может быть...
– деланно удивляется старпом.
– Сейчас ещё раз проверю.
Эти "еще раз" повторились четырежды, пока лейтенант не понял, в чем дело, и не взмолился.
Скучно.
Штурман берет в перископ пеленг на маяк, расположенный в башне старого монастыря. "В трех кабельтовых к северу, - сообщает лоция, полузатопленный корабль". Фраза из пиратской повести, а не строка документа.
Светоточивые приборы за толстыми глубинопрочными стеклами прикрыты пилотками.
Млечный Путь похож на зеленоватый луч прожектора. Созвездия в сумерках проявляются медленно, точно проступают на гигантском листе фотобумаги. Ceгодня их бессчетное множество. Небо в сплошном звездном зареве. Иероглифы зодиака. Когда в Москве мне захочется вспомнить наш поход, я посмотрю на звездное небо.
– Проверка машинного телеграфа!
Короткий перезвон в глубине прочной рубки.
– Исполнять приказания машинного телеграфа! Начать зарядку аккумуляторной батареи!
Слова срываются с губ командира, как ритуальное заклинание, приводя в действие механизм за механизмом.
Взорвался первый выхлоп, и дизеля забубнили мерно и глухо.
Идем, сливая с чернотой ночи мокрую чернь своих бортов. Море блестит, подмасленное луной. Иной раз волна выгнется параболой и сверкнет лунным зайчиком прямо в глаза.
Штиль незаметно сменился легкой зыбью с необыкновенно сильной фосфоресценцией. Волны искрятся зеленым мерцанием. Порой от наших бортов отшныривают самые настоящие зеленые молнии, и тогда видно, как под водой вспыхивают фосфорические шары. Подножия волн озаряются слабым таинственным светом, словно кто-то из глубины подсвечивает их фонарем.
Подводная лодка в сплошном ореоле, будто за свои многомесячные скитания обрела нимб святости. Санта-субмарина!
Я гляжу вверх и представляю, что вся эта звездная россыпь - огни большого города, над которым наша лодка проплывает, как дирижабль бесшумно, плавно, - и сразу же закружилась голова от захватывающей дух перспективы.