Я - подводная лодка!
Шрифт:
Цыганков переключает работу агрегатов от аварийных источников питания, выключает второстепенные потребители. Кружится голова. Израсходованы все средства пожаротушения.
Он один у щитов управления. Оборвалась связь. Погас свет".
Седьмой отсек Смерть рвалась из отсека в отсек, пронзая броню задраенных переборок. Собрав обильную жатву в девятом, пополнив её в восьмом жизнями Цыганкова, Николаенко и нескольких электриков, она, шипя угарным газом, просачивалась в седьмой - турбинный - отсек.
Старшим здесь был инженер-лейтенант Вячеслав Хрычиков,
По свидетельству Заварина, все было так:
"В седьмом не сразу поняли, что в отсек проник невидимый убийца угарный газ. Они не сразу бросились к дыхательным аппаратам. Надеялись, глядя на глубомер: стрелка его отсчитывала последние десятки метров, которые оставались до поверхности океана. Еще несколько минут - и в отсеки ворвется свежий воздух.
У маневрового штурвала, регулирующего обороты турбин, стоял старшина 1-й статьи Казимир Марач. Он успел натянуть маску изолирующего противогаза (ИП-46), но... пал жертвой собственной добросовестности. Стекла маски запотели, и старшина не мог разглядеть показания тахометра (счетчика оборотов). Парень сорвал шлем-маску, протер стекла. За это время, может, всего-то два раза дыхнул. А этого уже было достаточно... На него потом маску натянули, а уже все... сердце не билось...
...Маневровый штурвал у Казимира Марача перехватил Саша Заковинько.
Еще держался на ногах старшина отсека Горохов. Он сразу включился в аппарат ИП-46, но как следует раздышать его, очевидно, не смог. Ребята держали обороты сколько могли, сколько позволяло сознание. Погас свет. Заковинько чувствовал, что остался один. Аварийный фонарик уже не пробивал плотную завесу дыма, и едва различались показания приборов. Остановили холодильную машину, и в отсеке начала нестерпимо повышаться температура. Дышать было трудно, пот заливал глаза и стекла маски, слюна мерзко хлюпала под дыхательным клапаном..."
Из седьмого отсека их вытащили всех. Только слишком поздно. В сознание привели лишь двоих: Сашу Заковинько и Горохова. Горохов был в тяжелейшем состоянии. Он никого не узнавал. Только курил и ругался. Его потом сняли первым же вертолетом и на эсминце отправили на Большую землю.
Лейтенанта Хрычикова и старшину Марача похоронили в Атлантическом океане 8 марта 1972 года. Координаты места их погребения: широта - 51° 21' сев. долгота - 28° 54' 03'' зап.
К-19 медленно всплывала... Каждый метр этого томительного пути из глубины к поверхности океана был оплачен чьей-то жизнью...
Пульт управления ГУЭ (главной энергетической установки, проще говоря, реактора) - это отсек в отсеке. В глухой стальной капсуле, начиненной приборами - датчиками любой информации о том, что происходит в недрах ядерного котла и во всех его системах, несут свои вахты офицеры-управленцы.
Когда поступил приказ покинуть загазованный шестой отсек, командир дивизиона инженер-капитан-лейтенант Милованов велел всем покинуть помещение пульта, оставив лишь одного помощника - старшего лейтенанта Сергея Ярчука.
Заварин:
"Пульт управления ГЭУ должен быть герметичен. Но когда в кормовых отсеках поднялось давление, герметичность пропала. Включались в аппараты. Ярчук начал задыхаться, сорвал маску.
Ярчук умирал на глазах своего командира. А командир был занят атомным реактором корабля. За герметичной дверью пульта были задымленные отсеки, умирающий Цыганков, электрики, оставшиеся в аварийном отсеке.
Только в романах командир на поле боя бросает пулемет и склоняется над раненым товарищем. Если бы Милованов бросил пульт и попытался вынести Ярчука (только куда?), трагедия бы приобрела апокалипсический ядерный исход".
Миняев:
"...о Милованове. Ведь не каждый смог бы так - двумя руками одновременно управлять двумя реакторами в аварийной ситуации. А потом ещё по пути привести все в исходное состояние. Я помню, как он с кровавой пеной, в полубессознании приполз в центральный пост".
Тогда ещё не знали этого страшного слова - "Чернобыль". Оно возникнет спустя семнадцать лет, когда специалисты злосчастной АЭС не смогут выполнить свой долг так, как выполнили его эти парни с К-19.
Центральный пост ...И все-таки они всплыли. Всплыли, как положено всплывать по инструкции: прослушав поверхность океана над головой, дабы не попасть под киль проходящего судна. На все про все ушло 24 минуты.
Потом командиру многие, в том числе и инженер-механик, будут пенять на это затяжное всплытие. "Надо было выскакивать по-аварийному, горячились коллеги Кулибабы.
– Меньше было бы трупов в отсеках".
По-аварийному - значит продувать балластные цистерны на тех глубинах, когда давление воздуха в бортовых баллонах едва-едва позволяет начать продувание. При этом расходуется большая часть сжатого воздуха. На К-19 система ВВД и без того уже была повреждена пожаром. А сжатый воздух, как увидим дальше, сэкономленный на аварийном всплытии, спасет других.
Во всяком случае государственная комиссия не поставит в вину командиру то, что он не стал всплывать аварийно.
...Но всплыли. И сразу же лодку повалило на борт, потом всех швырнуло на другой - всплыли в шторм. В зимний, по-бискайски жестокий шторм.
3аварин:
"Мы вытаскивали людей из задымленных отсеков в центральный пост, под трап рубочного люка. Наверху наш офицер Виктор Воробьев с веревкой в руках один поднимал по колодцу вертикального трапа безжизненное тело. Наверное, кроме него, это так быстро и так осторожно сделать никто бы не смог.
Мы снова ушли в кормовые отсеки выносить моряков. Через пятый отсек людей протаскивали с трудом. Там и в обычной-то обстановке проходишь, как на аттракционе, а в тяжеленном аппарате с человеком без сознания на плечах одному пройти немыслимо. Полумертвые люди были неуклюжи и тяжелее своего веса. Было страшно жарко, я задыхался в резиновой маске. Потом Володя Бекетов - мичман, старшина четвертого отсека - менял мне аппарат. Он даже умудрился подключить манометр и проверить давление в баллонах.