Я пришел, чтобы судить
Шрифт:
…Отношения с противоположным полом у Антона всегда были сложными. Девушкам, и даже женщинам старше него, он нравился, и внимания ему уделяли они многовато. Однако бабником Антон не стал, даже обнаружил в себе некоторый комплекс в этом вопросе. А причина лежала глубоко.
Когда Антон в пятнадцать лет попал в школу-интернат, ему пришлось столкнуться со специфической подростковой средой. Отношения с ровесниками складывались сложно, но в конце концов он сумел «поставить себя». И если у пацанов относительно легко заслужил уважение физической силой, умением драться и своим характером, то с девчонками все было сложнее.
Опять пришлось Антону столкнуться с тем, что девочки считали его красавчиком и начинали липнуть к нему. В какой-то мере это ему льстило, да и пятнадцать лет – возраст, когда мальчиков в девочках уже интересуют вполне осязаемые вещи, иногда далекие от романтизма. В школе, где Антон учился до этого, у него серьезных увлечений не было. Пару месяцев он дружил с одноклассницей, примерно полгода с девочкой из параллельного класса. Гуляли, ходили в кино… все, как обычно. Со второй он, правда, еще и целовался.
Что это были за поцелуи, Антон потом вспоминал чуть ли не со смехом. В один прекрасный вечер накатили на него гормоны, и он в подъезде, развернув девочку к себе решительным движением чуть трясущихся от волнения рук, прилепился своими губами к ее губам. Получилось все, конечно, неумело, он даже сделал ей больно, когда сильно прижал зубами ее губу. Она, не сразу, правда, оттолкнула его, но по игривому возмущению он понял, что дело лишь в неумелом поведении, а не в самом факте поцелуя.
В этот вечер он больше не предпринял других попыток, а на следующем свидании, к которому готовился морально очень серьезно, попытался поцеловать свою подружку во второй раз. Теперь он решил не допускать ошибок и поспешности. Он не менее решительно обнял ее, прижал к себе, а потом с максимальной нежностью коснулся губами ее губ. Девочка, естественно, сделала вялую попытку к сопротивлению, но было совершенно понятно, что это не более чем игра в скромность.
И только теперь Антон понял, что это за ощущения – целоваться с девушкой. Она неумело шевельнула губами, он неумело зарылся губами в ее рот. Но ощущение ее дыхания, близкого запаха девичьего тела, мягкость ее губ, все это сводило с ума, заставляло терять голову, желать чего-то большего. Вот только чего, в этот момент Антон не особенно соображал. Он вообще не очень в этот момент соображал.
Когда их влажные рты соединились, когда дыхание девушки стало прерывистым, потому что он просто не давал ей дышать, Антон ощутил через тонкую ткань платья ее тело. Мягкость грудей, которые прижились к нему, ее животик и… бедра. И где-то там в низу живота вдруг стало удивительно томно. И это томление быстро распространилось по всему телу юноши, он вдруг осознал, причем руками, ладонями, что обнимает податливое девичье тело. И эти руки поползли по ее телу, стали его гладить, тискать. Они нащупали замок лифчика на спине, ощутили мягкость ее таза, нежную кожу на боках, стиснули ее плечики. А потом… потом, естественно, его руки полезли вперед, туда, где между их телами он ощущал ее грудь.
Это были головокружительные ощущения! У Антона подкашивались ноги, его трясло и колотило от ощущения девичьей груди в своей ладони, ощущение ее соска. И он, начиная звереть от непонятного возбуждения, оторвался от ее губ, склонился и стал целовать ее грудки прямо через платье, целовать, перемежая поцелуи с ласками ладонью. Пальцы уже нащупывали пуговки… и она вырвалась.
Антон стоял обалдевший, с лихорадочно блестевшими глазами, и смотрел, как его девочка отвернулась, закрыла пунцовое лицо руками, как она тяжело дышит. Буря в груди толкнула его снова к ней. Еще секунда, и он полез бы ей под подол. Но она непонятно воспротивилась, стала шептать неуместные слова «не надо», «пожалуйста» и все в таком духе. А потом между ними «пробежала собака». Это теперь Антон понимал, что причина ссоры была пустяковая, но в корне ее лежал как раз всплеск его гормонов.
Здесь, в школе-интернате, все произошло совсем по-другому. Девчонки заигрывали с ним очень откровенно, но только ему никто не нравился. Честно говоря, большинство из поклонниц были страшненькими и с непривлекательными фигурами. А вот заводилой в этом девичьем царстве была как раз девочка симпатичная, с классной фигурой. Беда была в другом – она дружила с парнем, или, как это у них в то время называлось, «ходила». И не то чтобы Антону не хотелось конфликта именно с этим парнем, нет, он просто считал, что нечестно вклиниваться в их отношения.
А потом эта деваха придумала Антону угрожать. Если он будет отказываться от ее приставаний, то она пожалуется воспитателю, что он ее чуть не изнасиловал и вообще не дает прохода. Антон тогда только гордо ухмыльнулся ей в ответ. А она сдержала слово.
Разговор с воспитателем – очкастой сухопарой бабой – был неприятным и для Антона оскорбительным. Не считая себя виноватым, а уж тем более полагая ниже своего достоинства доказывать свою невиновность, Антон вел себя спокойно и как бы даже равнодушно. А потом его вызвала для беседы заместитель директора. Эта тридцатилетняя платиновая блондинка по крайней мере выглядела как настоящая женщина, а не как кикимора. И разговоры с Антоном вела в ином ключе.
– Не знаю, что уж там между вами произошло, – говорила она, усадив Антона в своем кабинете на угловой диван и усевшись на кресло напротив него, – вы уже почти взрослые, ты уже почти взрослый, и это физиология. Оставим эту девочку, с которой ничего не произошло. Ты мне скажи другое, Антоша: а на самом деле тебя девочки уже интересуют?
Антон не понимал, куда клонит женщина, и не знал, что ей ответить на этот вопрос. Мысли его немного путались, потому что он не знал, куда девать глаза. Заместителя директора нельзя было назвать красивой женщиной. Ну, может быть, ее следовало охарактеризовать как женщину приятной внешности, но не более. Но одевалась она со вкусом, выгодно делая акценты на своей фигуре. Юбка, длиной на пару пальцев выше колен, туго обтягивала ее бедра, блузки всегда имели глубокий вырез, такой, что немного была видна грудь. Сейчас женщина сидела прямо перед Антоном, и его взгляд то и дело натыкался на ее бедра, наполовину видневшиеся из-под юбки, на ее плотно обтянутые колготками округлые колени. Она сидела, чуть наклонившись корпусом вперед, но верхняя пуговица блузки была расстегнута, и Антон видел ее пышные груди гораздо в большем объеме. Еще он разглядел, что кожа на груди и шее женщины очень нежная, словно бархатная. И от нее исходил какой-то незнакомый, будоражащий запах духов.
– Так тебя уже интересуют девочки или ты предпочитаешь только спорт?
– Я… не знаю, – замялся Антон, – дружил в школе… раньше.
– Да? – оживилась женщина. – Вы целовались? Ну, честно скажи, вы целовались с ней?
Антон кивнул, непроизвольно хмурясь от непонятного смущения и беспокойства.
– И что ты почувствовал? Я это спрашиваю, чтобы лучше понять тебя, Антоша. Ну, что ты почувствовал, когда целовал ее?
– Я не знаю! – начал нервничать Антон. – Не помню… приятно было!
– Ну что ты! – Женщина поднялась с кресла и села рядом с Антоном, обдав его новой волной незнакомых духов. – Как ты смущаешься! Ты же парень, ты должен спокойно говорить о таких вещах, тем более со мной, с психологом. Психолог – это как врач, и с ним нужно быть откровенным. Я пытаюсь понять уровень твоего физиологического развития. Итак, ты ее целовал, ощущал нежность ее губ. И? Тебе в те мгновения не захотелось большего?
Антон так разволновался, что почувствовал дрожь. Он стиснул руки, чтобы не выдать своего волнения. Мысли в голове совсем разбежались в разные стороны. А она вдруг взяла его руку в свои мягкие теплые ладони, стала говорить какие-то успокаивающие и ободряющие слова, и Антон вдруг ощутил, что его рука уже лежит на женском бедре. Она что-то говорила, а ее пальцы чуть шевелились, они вдруг начали поглаживать его руку, ладонь, пальцы. Антона охватила самая настоящая паника. Он понял, что его опять стала накрывать знакомая истома. Ужас, ему захотелось обнять эту женщину, поцеловать ее в губы, почувствовать рукой мягкость ее груди!