Я - Русский офицер!
Шрифт:
Лена вошла в комнату беззвучно, словно пантера. Перед её глазами предстала странная картина.
Будущая свекровь стояла на кухне около окна и дымила папиросой, пуская густой дым в стекло, который стоял какими-то клубами, абсолютно не растворяясь в воздухе. Её Валерка лежал на диване лицом вниз и молчал, не обращая ни на кого своего внимания. Он был в полном трансе.
Ленка подошла к нему и, присев на край дивана, положила ему руку на голову. Краснов в ту секунду даже не шевельнулся, продолжая скорбеть по своей утрате. Так и сидела Леди, держа руку на его голове, перебирая пальцами густые волосы, пока его рука не коснулась её руки. В эту минуту Леди поняла, что что-то случилось в семье Красновых. Девчонка в ту минуту не хотела задавать никаких вопросов, видя, что ее интерес в данном случае будет абсолютно неуместным. Все было понятно без слов, и она всем своим влюбленным девичьим сердцем, своей нежностью хотела просто оттянуть ту боль, которая в тот миг сжимала сердце её Валерки.
— Привет! — сказал Краснов-младший, повернувшись лицом. Он старался улыбнуться, но его опухшие и красные от слез глаза, выдавали его истинное настроение.
— Привет! — ответила Леди, и её рука нежно скользнула по щеке парня.
В эту минуту, в этот миг она почувствовала, как его губы, теплые и мягкие, нежно коснулись её ладони. Они беззвучно целовали её руку и от этих поцелуев, сердце девчонки словно дрожало на ниточках. Она молча смотрела на Краснова сверху вниз, и слеза, то ли девичьего счастья, то ли горечи и сострадания, упала прямо ему на лицо.
— Ты, плачешь? — спросил Валерка, ощутив на своей щеке теплую каплю.
— Нет, это просто так — соринка, — соврала она, не желая раскрывать глубину тех чувств, которые сейчас бушевали в её душе.
— Сегодня от отца пришло письмо, — сказал Валерка, уже как-то неестественно спокойно, словно он смирился с тем, что произошло всего лишь полчаса назад.
— А почему у тебя тогда глаза такие красные, ты, что плакал? — спросила Леди, гладя ладонью по его щеке.
В эти минуты, Валерке, как мужику не хотелось показывать свою подавленность. Девчонка сидела рядом, а ему, как будущему летчику, как будущему офицеру Красной армии, было просто стыдно за эти приступы мужской слабости, которые фактически скрыть было невозможно.
После появления в доме письма отца, майора РККА — Краснова, жизнь его семьи кардинально изменилась.
Мать, переживая всем сердцем постигшее ее горе, замкнулась в себе, и буквально за три дня на голове еще молодой женщины появились первые пряди седых волос. Она никак не могла смириться с потерей своего мужа и это чувство неизвестности, постоянно угнетало её, порой доводя до спонтанных истерик и приступов неврастении.
С момента ареста отца, прошли уже более двух месяцев, а кроме той жалкой записки на тюремном клочке промасленной бумаги, больше никаких вестей от мужа не было. Несколько раз она ходила на прием в управление НКВД, но каждый раз слышала только одно:
— Ждите, о судьбе майора РККА ВВС — Краснова, вам сообщат…
Время шло, а о судьбе бывшего летчика и героя Испании майора Краснова, никто извещать так и не спешил.
Все знали, что приговор тройки НКВД уже приведен в исполнение, а его тело вместе с сотнями тел таких же, как он офицеров РККА, теперь уже покоится в безымянной могиле невдалеке от поселка Катынь, вместе с несколькими тысячами польских офицеров, так же зверски растерзанных властью Сталина…
На дворе была темная сентябрьская ночь.
Воронок, скрипнув тормозами, замер невдалеке от подъезда, где еще совсем недавно жила в полном составе семья Красновых. Красные точки горящих окурков в машине, просматривались сквозь мокрое от дождя окно.
Их было трое. Синие галифе, промокшие от дождя плащ-накидки, черные хромовые сапоги, да фуражки с малиновой тульей наводили настоящий ужас на простого обывателя.
В те годы, люди в такой униформе, почти в каждую семью несли беду и были плохим знаком, наподобие «черной кошки», перешедшей дорогу.
Не обошла беда и семью Красновых. Следом за отцом, в застенки НКВД, как «жена врага народа», угодила и мать.
Светлана, вероятно, чувствовала, что время её пребывания на свободе сочтено, а машина сталинского «правосудия» уже творит свое коварное и беспощадное дело. В те годы многие знали, что за арестом главы семьи, как правило, карательные органы системы, производили окончательную зачистку, и подвергали репрессиям почти всех оставшихся членов этой семьи, но уже по статье 58-1в УК РСФСР.
Лишь сумрак пал на улицу, в дверь Красновым кто-то позвонил.
Валеркина мать, положив свои ладони на грудь, тихо подошла к двери и своим мелодичным и тихим голосом спросила:
— Кто там?
— Краснову Светлану, — обратился невидимый, неизвестный мужской голос.
— Да!
— Вам послание от мужа, — проговорил тот же голос.
Сердце Светланы в тот миг екнуло, и по всему телу пробежала волна какой-то невиданной слабости. В голове полетели разноцветные круги и ноги Светланы Владимировны подкосились. Она, опершись спиной на дверь, стала медленно опускаться на пол, теряя сознание. В эту секунду все смешалось в её голове. Страх, жуткий страх сковал все тело, а на уставшие от слез глаза опустилась какая-то полупрозрачная пелена.
В тот миг кто-то заорал:
— Открывай, сука, мы знаем, что ты там, — проговорил тот же голос, но уже более настойчиво и с нескрываемой грубостью. — Ты, падла, пожалеешь, когда мы выломаем эти двери!
Валерий, шокированный вечерним визитом незваных гостей, одевшись на скорую руку, выскочил в коридор и заслонил спиной свою мать. Он стоял напротив двери и непонимающими глазами смотрел на Светлану.
Сейчас Краснов-младший всем сердцем ощущал какую-то незащищенность и странную беспомощность в данной ситуации. Ему в эти мгновения просто хотелось броситься к двери, навалиться на неё всем телом, чтобы защитить самого дорогого человека. Хотелось, но что-то сдерживало его…
Валерий тихо подошел к матери, и, опустившись на колени, обнял её за плечи. Он прижал её голову к своей груди, и глубоко вздохнув, поцеловал мать в щеку. Спазмы сжали его горло словно тисками. В ту минуту Валерка молчал, боясь своим голосом спугнуть оставшиеся последние мгновения их жизни.
Глухие удары тяжелых сапог в дверь, в унисон слились с ударами их испуганных сердец.
— Открывай, сука, — вновь послышался голос, и дверь загудела под натиском разъяренных НКВДешников.
Ничего не говоря, Валеркина мать приподнялась с пола и с каким-то отрешенным и смиренным видом, открыла стальную задвижку. Дверь с грохотом распахнулась, чуть не расплющив Валерку о стену.