Я - Русский офицер!
Шрифт:
— Пейте гости дорогие, чем богаты — тем и рады! Так что было дальше? — спросил Моня, вновь переходя к разговору.
Валерка рассказывал, как приходили чекисты. Как били отца и увезли в тюрьму. Как приходил паренек и приносил от отца письмо. Как вновь пришли чекисты и уже арестовали мать. Иногда он срывался, и слезы горечи накатывали на глаза, но присутствие Ленки не давало выплеснуть свои эмоции сильнее и глубже. Она словно успокоительная таблетка только одним взглядом возвращала его в нормальное состояние.
Еврей, выслушав все, что рассказал Краснов, забил трубку хорошим табаком и, припалив в печи лучину, прикурил. Он, заткнув её большим пальцем, несколько раз, словно корабельный боцман затянулся, чтобы раскурить её, и когда табак разгорелся, Моня как-то задумчиво сказал:
— Я знаю одного большого начальника из НКВД, Фатеева. Я шью ему новые хромовые сапоги. Мне кажется, Валеричка, что он человек вполне порядочный — из крестьян, но в нем есть достоинство и какое-то благородство. Ты, напиши ему письмо, только опиши все подробно, а я положу его в сапог. Когда Фатеев его станет одевать, он найдет и прочтет его. Это все, что я могу для вас сделать, Валеричка! — сказал мудрый еврей и, открыв ящик стола, достал лист бумаги и чернильную ручку с чернильницей.
Валерка сел за стол, несколько раз ладонью провел по бумаге, словно смахивая с неё пыль. Макнув в чернильницу перо, он вывел красивым каллиграфическим подчерком в правом углу.
«Комиссару НКВД Фатееву. От Краснова Валерия Леонидовича. Заявление…»
Валерка, макая в чернильницу ручку, шкрябал ей, выводя буковки. Они, словно солдатики, выстраивались в шеренги. Шеренги в строй, неся в себе все то, что нагорело на душе за все эти дни и недели. Он писал, кто был его отец, кто мать. Он писал, что отец не мог быть немецким шпионом по причине того, что он воевал в Испании за повстанцев в составе интернациональных сил, и даже был ранен. Писал и о том, каким уважением пользовался он на работе, и каков он был в семье.
Моня надел свои старенькие круглые очки и, взяв лист, исписанный аккуратным почерком Краснова, прочел его послание.
— Через пару дней, Валеричка, Фатеев должен забирать вот эти ботфорты. Вот тогда он и достанет это письмецо. А как прочтет его самолично, без своих замов, так может, что и предпримет? Будем надеяться, что он действительно порядочный мужик.
— Дядя Моня правильно говорит, нужно попробовать все варианты… Может они, хоть мать твою отпустят, — сказала Ленка, предчувствуя удачу.
Ночь подкралась и накрыла весь город черным мраком. Лишь редкий, тускло горящий одинокий фонарь, еле-еле освещал дорогу. В такую темень, все прогулки по Смоленску было занятием довольно рискованным. Реальность попасть в канализационный люк, открытый местной шпаной и сломать ноги, была как никогда вполне вероятна. Еще была опасность нарваться на более наглых грабителей с Таборной горы, которые ночами целыми бандами промышляли в спящем городе, выискивая себе богатеньких жертв, чтобы раздеть и разуть их в темноте проходных дворов.
В такое время даже милицейские патрули старались отсиживаться по своим опорным пунктам, убивая время игрой в домино и распитием самогона.
Леди шла, нежно держа Валерку под ручку. В эту минуту она чувствовала, что Краснов за этот день очень изменился. Он хоть и шел рядом, но все, же был как-то далек и немногословен. Ей было понятно, что Валерка прокручивает в голове какие-то свои схемы, которые должны были вернуть его жизнь в нормальное русло.
Шли не спеша. Валерка уверенно вел её через дворы, не просто сокращая путь к дому Леди, а стараясь избегать людных и освещенных мест, где мог быть опознан чекистами. Его страх в эти минуты был не за себя. Он больше всего боялся за Ленку, которая доверилась ему. Только она сейчас была тем самым дорогим человеком, оставшимся у него после ареста родителей.
Краснов шел, держа одну руку за пазухой. Он крепко сжимал деревянную рукоятку «Сент-Этьена», а указательным пальцем, как бы играя, прокручивал барабан французского револьвера. Звук трещотки переводчика барабана приятным щелканьем исходил из-под его летной куртки и придавал Краснову необыкновенную уверенность в себе. Любой грабитель или даже группа дворовой шпаны из враждебного двора или района, могла быть повергнута в шок только одним видом этого шестизарядного монстра.
— Ты, к нам зайдешь? — спросила Лена, подходя ближе к своему дому. — Можешь сегодня остаться у меня? Мать сегодня на дежурстве и будет только утром…
— Я не думаю, Леночка, что так будет правильно. Да к тому же я чувствую, что дядя Жора где-то рядом. Он же, гад, не упустит возможности реабилитироваться перед НКВДешниками…
— Да ну, ты! Дядя Жора сейчас пьяный спит и видит третий сон. Он уже с утра отоварился в «магазине» тети Фрузы, а к вечеру должен был вообще набраться до поросячьего визга. Он без водки жить не может.
Ленке никак не хотелось расставаться с Красновым. На память приходили те счастливые минуты, когда они утром лежали на диване. Как нежно он целовал её в губы. Она вспоминала, как Валерка, впервые в её жизни, своими губами коснулся её груди. От этих воспоминаний, по спине девушки пробежали мурашки, и было так хорошо, как не было никогда раньше.
— Так может, зайдешь? Тебе же нужно что-то перекусить?
— Спасибо, Леночка! Я сейчас не вправе рисковать тобой. Не хватало мне навести на тебя беду. У меня есть место, где я могу спокойно переночевать. Так что, можешь не волноваться, будем ждать, когда Фатеев ответит на мое письмо. Я почему-то верю в это…
Валерка крепко обнял Леди и прижал её к своей груди, так же как и утром. Он нежно поцеловал её в губы и напоследок, посмотрел ей в глаза.
Ленка, от неописуемого удовольствия и счастья, обняла Валерку, повиснув у него на шее. Все в ту минуту говорило, что ни Краснову, ни Леди, не хотелось отпускать друг друга. Но Краснов настаивал. Ленка последний раз чмокнула его в щечку и, улыбнувшись, пошла домой.
Валерка продолжал оставаться в тени большого тополя, который рос как раз напротив Ленкиного подъезда. Девчонка, дойдя до двери, открыла её, и струйка света от лампочки, скользнула через весь двор. Ленка обернулась, чтобы помахать своему Валерке и в эту самую минуту из подъезда вынырнул участковый. Он грубо схватил Леди за воротник и втянул её за двери подъезда. Струйка света, только что освещавшая двор, мгновенно погасла.
Краснов в три прыжка подскочил к двери и замер, прислушиваясь к их разговору. От напряжения он слышал даже стук своего сердца, слышал свое глубокое дыхание. Все его мышцы напряглись, словно перед прыжком тигра. Он слышал, как участковый, разогретый дозой картофельного самогона, сейчас приставал к девчонке, расспрашивая её: