Я – Спартак! Час расплаты
Шрифт:
Катилина только что макнул меня лицом в грязь, указав на мою оплошность. Я не учел, что провал в Беневенте приведет к тому, что о нас станет известно в Риме, а проникновение в город через систему канализационных стоков окажется столь предсказуемым и очевидным. Но раз так, отчего мы все еще стояли здесь, почему нас никто не схватил? В конце-то концов, почему ничего не знал Красс? Ведь нет сомнений, что Марк Лициний понятия не имел о нависшей над ним угрозе. Видя, что я полностью ушел в свои размышления, Луций Сергий продолжил:
– Думаю, после сказанного ты, Спартак, со своими людьми можете доверять мне?
– Предположим, – выдавил я. – Но каков твой интерес? Почему ты не сказал о нас Крассу?
– Обо всем по порядку, я все расскажу, главное для меня было понять,
Мои ликторы, заслышав эти слова, встрепенулись.
– Как нет? – вскричал Рут.
– Где он? – спросил Нарок.
– Как так? – процедил Митрид.
Я ничего не сказал. Слова Катилины пришлись ударом под дых. Его голос будто эхом многократно отозвался в моей голове. Захотелось убедить себя, что этот человек лжет, что он неправ, и Красс все еще находится в городе, но в глубине души я понимал, что Сергий не соврал. Красса действительно не было в Риме, как не было здесь и его многочисленных легионов. Будь иначе, площадь Форума пестрела бы щеголявшими солдатами. Но ничего этого не было. В следующий миг мне в голову пришла еще более обезоруживающая, страшная для меня мысль.
Тирн!
Что будет с молодым галлом, когда он откроет сверток, который я оставил ему? Моя кожа покрылась мурашками. Если Красса с легионами не было в городе, где тогда они были? Случись так, что Марк Лициний встретится с Тирном, – и римлянин разгромит молодого галла, а все потому, что один из элементов в моей мозаике не совпал… Глаза от этой мысли заволокло серой пеленой.
Катилина вскинул руку, прося внимания.
– В городе больше нет ни Красса, ни его легионов, да и, как вы заметили теперь, прежнего Рима тоже нет. За время, проведенное вами в пути, многое изменилось, – заявил он.
– Тебе лучше рассказать об этом немедленно! – прошипел гопломах.
– Чтобы я мог рассказывать, не перебивайте, слушайте, – охотно согласился Катилина. – Предлагаю прогуляться в мой дом, где вы сможете отдохнуть, выпить и наконец переодеться! Красса нам все равно не догнать, а для вас, друзья, у меня есть крайне любопытное предложение!
Я колебался лишь мгновение, прежде чем принять приглашение римлянина. Похоже, в нашей с Крассом игре появился новый человек, с которым приходилось считаться. Стоило выслушать его, а заодно понять, что вообще происходит. Перед глазами стояло содержание того самого свитка, врученного Тирну перед нашим расставанием. В нем был мой приказ Тирну выводить наш легион повстанцев к Риму форсированным броском. Я полагал, что, как только с Крассом будет покончено, сенат от греха подальше распустит его легионы, а мы в это время ударим по Риму единым кулаком. Ничего не вышло. Красса в Риме не было, он отвел от города войска, теперь мне оставалось только гадать, пересекутся ли пути римлянина и молодого галла… Паршивое ощущение, когда ты оказываешься вне игры и не можешь ни на что повлиять.
Один на один с новой реальностью
Как бы странно это ни звучало, но успокоил меня разговор с Катилиной. Только после него мне удалось проявить самообладание и по-другому посмотреть на складывающиеся вокруг повстанцев обстоятельства. Теперь, когда я слушал Катилину, мне все больше казалось, что эти самые обстоятельства играют нам на руку, а не наоборот. Я не сумел убить Красса, это, безусловно, ставило под вопрос целесообразность всего затеянного мной предприятия, но отнюдь не деформировало конечную цель, по-прежнему казавшуюся вполне реальной, достижимой. Все дело в том, что Красс увел из Рима войска, по сути, отдав Тирну столицу на растерзание. Я нисколечко не сомневался в таланте своего молодого полководца и полагал, что Тирн с легкостью избежит столкновения с превосходящими его силами противника, тем более галл имел четкий и ясный приказ. Чем дольше я слушал Луция Сергия, тем больше уверенности ощущал в своей душе. Однако ликторам, а Катилине и подавно я не говорил ни слова о действительном положении вещей.
– За ваше здоровье! Не устану повторять этот тост! – хмыкнул Катилина.
Светало. Луций Сергий говорил охотно и много, одновременно он также много пил и ел. На столе у него были только отменные блюда и подавалось лучшее вино. Сам дом Катилины отличался изысканностью и роскошью, несмотря на малые размеры, совсем не подходящие для того статуса, которым, должно быть, обладал этот человек. Луций Сергий жил на широкую ногу и вряд ли собирался отказываться от своих привычек даже в эту ночь, когда за стенами его дома происходило черт знает что. Мы слышали крики, шум и лязг стали. Невзирая на все это, римлянин, любезно разделивший с нами ужин, выглядел умиротворенно и спокойно, не замечая или притворяясь равнодушным к тому, что происходит на улицах города. Вот только, как мне удалось понять, Катилина имел к этому самое что ни на есть прямое отношение. У меня не было оснований не верить, что именно его руками совершено то, что будет записано в историю Рима кровавыми буквами.
Мы опоздали, как выяснилось теперь, затея с вылазкой и попыткой покушения на проконсула была несостоятельной с самого начала. Красс две ночи назад, не сумев найти общий язык с сенатом, попросту стер сенат в порошок, установил в Риме собственную единоличную власть, не оглядываясь на что-либо или кого-либо. Красс не просто уничтожил сенат как таковой, он низверг существующий государственный строй, то есть управление нобилитета, наобещав плебсу, вольноотпущенникам и даже рабам кучу всяческих благ, позволивших проконсулу создать платформу для проведения собственного политического курса. После чего, понимая, что за его спиной теперь стоит целая социальная прослойка, Красс покинул Рим, чтобы окончательно расплатиться с долгами, а долгов этих у Марка Лициния накопилось вагон и маленькая тележка. Вряд ли кого-то из римлян устраивало наличие революционно настроенных рабских масс в юго-восточных областях. Да и наше движение, прозванное Катилиной бунтарским, цвело, в противостоянии Спартака и Красса отнюдь не была поставлена точка. Не следовало забывать и другой, не менее важный факт. Красс отнюдь не был единственным полководцем в Риме, обладающим армией, достаточной для совершения государственного переворота. Смело можно было учитывать, что привязанность легионов к личности конкретного военачальника, а не к абстрактной родине, могло выйти Марку Лицинию боком. Те же братья Лукуллы, в распоряжении которых имелись вышколенные легионы, закаленные в боях и готовые идти за своими полководцами до конца, вполне могли вмешаться в передел власти, чтобы не допустить отстранения от управления Республикой нобилитета, к которому они, безусловно, относились. Красс играл в опасные игры, но, надо отдать должное проконсулу, такая тактика до сих пор приносила ему ошеломляющий успех.
Я смотрел на Луция Сергия Катилину, и мне все больше казалось, что именно этот свалившийся будто снег на голову человек играет во всех происходящих событиях совсем не последнюю роль. Сидя у него в доме, разговаривая отвлеченно на темы, касавшиеся нового государственного устройства, я понимал, что Катилина отнюдь не так прост, каким кажется на первый взгляд. Возможно, именно ему отводилась роль протагониста в развернувшемся спектакле. Но с ходу понять, что собой представляет этот человек, я не мог, требовалось время. Сейчас же я просто слушал, пытаясь осознать, какие цели для себя ставит человек, назвавшийся правой рукой Марка Лициния, и почему он разговаривает со мной, врагом Красса номер один. Впрочем, ждать пришлось недолго. Катилина сам начал тему, волнующую меня и моих ликторов. Причиной тому стал заданный Нароком вопрос.
– Ты не ответил: где Красс? – спросил ликтор.
– Да, Катилина, куда подевался Красс, почему он вдруг решил покинуть город? – поддержал Митрид, едва притронувшийся к вину и ничего не съевший.
Катилина пожал плечами. Его бровь приподнялась, придав ему грозный вид. Он отломил себе сыра, забросил кусок в рот и запил вином.
– Скажу так, – начал он. – Вы наверняка понимаете, что захватить власть и удержать ее в своих руках – очень разные вещи?
– Ближе к делу, – попросил Нарок, сгоравший от любопытства.