Я третий нанесла удар
Шрифт:
— Ничего… может… Но это, пожалуй, не важно…
— Что? — спросил Паркер. — Скажите нам.
— Стакан… — Сказала она и, увидев его заинтересованный взгляд, добавила. — Он стоял в прихожей на камине…
— Когда?
— Сегодня утром… я не убирала сегодня как следует, потому что… мне запретили до всего дотрагиваться, а кроме того, везде ходит полиция и смотрит… Но когда стало уже видно, я вышла, чтобы подмести в прихожей, потому что нанесли много грязи, ноги ведь никто не вытирает…
— Да. И что?
— И он там стоял.
— А его не мог поставить кто-нибудь из домашних в течение дня?
— Мог. Но когда в половине одиннадцатого я ложилась спать, то заглянула наверх к миссис Драммонд, чтобы спросить, не нужно ли ей что-нибудь? Она не звала меня, но я… мы ее все любим… может, только Мэлэчи немного ее сторонится… Извините, что я вам такие глупости… — Она замолчала, засмущавшись.
— Пожалуйста, рассказывайте дальше. Вы заглянули к миссис Драммонд и что?
— Ничего, потому что ей ничего не было нужно. Пожелала ей спокойной ночи и спустилась вниз. И вспомнила, что утром во время уборки открутилась какая-то гайка от пылесоса и я ее положила там. Пылесос работает и без этой гайки. Вообще-то я в этом ничего не понимаю. Но хотела ее забрать, чтобы Мэлэчи прикрутил куда нужно. Поэтому, спускаясь вниз, подошла и взяла гайку.
— Так, и что? А стакан?
— Вот именно, прощу прощения. Стакана там тогда не было. А утром, как только нас разбудили, я оделась и вышла, хотела узнать, не нужно ли чего миссис Драммонд после такой страшной ночи… Некоторые считают глупостью, но иногда чашечка крепкого кофе может человека немного…
— Да, да. И что?
— И, проходя по прихожей, я заметила этот стакан. Свет на него падал.
— И что вы с ним сделали?
— Забрала его. Я тогда плакала, а кто бы не плакал, увидев миссис Драммонд сегодня утром… Забрала стакан и занесла его на кухню. Сразу же его вымыла. А потом вместе с другой посудой занесла в буфет.
— Где он расположен?
— Здесь, рядом со столовой. К нему есть проход через маленький коридор. Там хранится стеклянная и серебряная посуда, стоит холодильник, в котором мистер Драммонд распорядился держать всегда немного ветчины, сока и еще кое-что из еды, потому что он иногда мог ночью проголодаться, когда работал. Занесла его туда и поставила среди других стаканов.
— Вы хорошо его вымыли и вытерли?
— Конечно! — В голове девушки прозвучала легкая, почти незаметная обида.
— Буфет всегда открыт?
— Да. Всегда.
— Большое спасибо. — Паркер сел и бросил два кусочка сахара. Кэйт Сэндерс направилась к двери.
— И еще, — заметил инспектор, — дверные ручки в доме чистите ежедневно?
— Каждую неделю, порошком. Ежедневно протираю их тряпкой.
— В кабинете тоже?
— Так же, как везде.
— А вчера вечером вы случайно не протирали ручку на двери в кабинет профессора Драммонда?
— Нет. Никогда не делаю этого вечером.
— Большое спасибо, мисс Сэндерс.
XIV
Кровавое
Они молча ели. Алекс выпил две чашки горячего кофе и заставил себя съесть кусочек хлеба с маслом. Потом отодвинул тарелку.
— Не могу больше, — сказал.
— Я тоже. — Паркер встал. — Перейдем в кабинет. Там поговорим с мистером Робертом Гастингсом. Думаю, он объяснит нам несколько деталей и его объяснение запутает дело окончательно.
Он не ошибся.
— Я не могу вам ничего сообщить об этой ужасной трагедии, — сказал Гастингс после того, как подтвердил показания Спарроу и Дэвиса. — Я глубоко потрясен, а вместе со мной, думаю, все, кто понимает, как велик вклад Драммонда в науку. Это невосполнимая утрата не только для вас, англичан, но и для всех в мире. Не важно, что я хотел видеть его в Америке. Это конкуренция и борьба промышленных концернов. Но сама личность Айона и его ум были бесценны для людей, независимо от того, где он находился. Такие, как он, творят прогресс, облекают его в формы и вырывают у материи целые куски неизвестного. Я знаю очень мало ученых, равных ему.
— Но после отъезда Спарроу, например, смерть Драммонда затормозила бы развитие этой отрасли в Англии и она развивалась бы в Америке, верно?
— Не понимаю вас, — сказал Гастингс. — То есть не желаю понимать.
— Уважаемый профессор… — Паркер встал. — Я нахожусь здесь, чтобы найти человека, который убил Айона Драммонда. Никто, кроме маньяка, не убивает без мотива. Это убийство совершено не маньяком. Поэтому я хочу найти мотив. Когда я его найду, убийца будет у меня в руках. Вы могли, по крайней мере теоретически, убить Драммонда для того, чтобы сделать невозможным окончание его исследований.
Роберт Гастингс покраснел и вскочил с места. Стиснул руки в кулаки, глаза метали молнии.
— Еще одно слово, — крикнул он, — и…
— Этим вы доказываете, — спокойно сказал Паркер, — что словесные формулировки по поводу убийства цените выше, нежели спокойный анализ, в результате которого я вам могу сказать, почему вы не убивали Айона Драммонда и не могли этого сделать. Или, почему его не мог убить человек, состоящий с вами в сговоре.
Гастингс по-прежнему оставался багровым, но спокойный тон Паркера подействовал на него.
— Но вы отдаете себе отчет в том, что вы мне сказали?
— А вы считаете, что все живущие здесь лица менее достойны уважения, чем вы? И все-таки Драммонда убил не кто-то со стороны. Его убил кто-то из вас! И вы все одинаково подозреваемы в глазах закона. Вы меня понимаете?
— Да, я вас понимаю. — Гастингс сел. — Прошу вас, спрашивайте. Я отвечу вам, если смогу, но мне нечего сказать.
— Вам нечего добавить к своему рассказу о вчерашнем вечере?
— Нечего, — Гастингс отрицательно качнул головой.