Я все еще влюблен
Шрифт:
Тернер удивленно взглянул на противника и лишь потом — на темно-зеленое поле. Странное дело! Шары разметаны по всему пространству, но, кажется, нет ни одного, который бы ложился в лузу легко и верно. «Везет нахалу», — подумал Тернер. Однако наметанный глаз вскоре кое-что выискал. Первый шар он положил в угол изящным карамболем, второй — в боковую лузу простым, но четко выполненным накатом. Но и Энгельс, когда пришла его очередь, с одного кия тоже забил два шара, сперва двенадцатый, потом восьмой. Сумма очков у него оказалась даже больше на четыре, чем у Тернера.
Привлеченные высокой
— Что с евнухом, что с женщиной играть — не все ль равно? — повторил Энгельс, намазывая мелом острие кия и большой палец левой руки.
Тернер посмотрел на него с раздражением и плохо ударил: верный шар не пошел в лузу. А Энгельсу снова повезло — он положил в угол очень трудный шар. Человек явно был в ударе.
Вскоре Тернер забил еще два шара, билей у него стало больше, но по очкам он продолжал отставать.
Вдруг в зале послышался какой-то шум, раздался звук падающих стульев, невнятные выкрики. Кто-то вбежал в бильярдную с возгласом:
— Господа! В клуб рвется толпа неизвестных людей! Нападение!
Все бросились в двери. Тернер положил на стол кий с очевидным намерением присоединиться к большинству.
— Сударь, — спокойно сказал Энгельс, — партия начата. Ваш удар.
— Да, но если там нападение… — промямлил Тернер, нехотя беря кий.
— Какое еще нападение! Просто поскандалили пьяные. Кому нападать-то?
— Кому? — под внешним спокойствием и хмелем у Тернера, оказывается, тоже, как у всех, таился страх. — Разве вы не слышали, что в городе начинают пошаливать?
Он ударил, да так неловко, что шар перелетел через борт. Такое случается с ним раз в три года. Король, видимо, потерял твердость руки и остроту глаза.
— Кто же это? — добродушно спросил Энгельс.
— Известно кто — рабочие наших фабрик.
— Конечно, у них есть основание желать разнести в щепки наш клуб. Я думаю, они это могут и осуществить. Но невероятно, чтобы рабочие решили сделать это именно сегодня, когда я впервые выигрываю партию у короля манчестерского бильярда и имею шанс содрать с него десять фунтов.
Тернер, который поначалу, казалось, все больше и больше хмелел, теперь стал совсем трезвым. Он взял себя в руки и положил два отличных шара: один — красивейшим дуплетом в среднюю лузу, другой, висевший над угловой лузой, — труднейшим абриколем, ударом кия в биток, стоящий у самого борта. Да, это был все-таки подлинный мастер! Теперь у него стало больше очков. И тому и другому до победы могло хватить одного шара. Тернеру достаточно было забить любой шар с цифрой не ниже шести, Энгельсу для победы требовалось десять очков. На поле оставался лишь единственный шар, который мог дать ему победу одним ударом, — шар с цифрой «один», так называемый туз, имеющий одиннадцать очков. Энгельс понимал, что если предоставить противнику хорошую возможность для удара, то он, конечно, возьмет свои шесть очков, и все погибло. Надо было решать дело сейчас. Где туз?..
— Между прочим, ваше величество, — медленно говорил Энгельс, медленно обходя стол, — ваш знаменитый собрат и коллега Карл Девятый в ночь на двадцать четвертое августа 1572 года играл в Лувре на бильярде, когда услышал
— О, господи! Какие мрачные сравнения! — без тени шутки воскликнул Тернер, опасливо поглядывая на открытую дверь и прислушиваясь к звукам в зале. — Меня, как я вижу, вы хотели бы видеть в роли не короля, а гугенота…
— В ту ночь, — как бы в пространство произнес Энгельс, принимая стойку для удара, — в Париже было убито около двух тысяч гугенотов.
— Перестаньте, господин Энгельс, — нервно передернул толстыми плечами Тернер.
— А потом еще тридцать тысяч в других городах Франции…
— Вы слышите? — всполошился Тернер, указывая кием в сторону зала. — Там опять что-то началось. Пойдемте отсюда!
Энгельс ударил, и неудачно. «Все пропало! — с досадой подумал он. — Сейчас этот тип врежет шар с цифрой «восемь», и мне придется платить».
— Пойдемте отсюда! — повторил Тернер.
— Сэр! Я не узнаю вас, — усмехнулся Энгельс. — Или я действительно играл не с мужчиной, а с евнухом? Бейте, ваш черед. Мы уйдем отсюда только после Того, как закончим партию.
Тернер прицелился. Теперь ему Хотелось не столько выиграть, сколько быстрее закончить игру. Он прицелился, конечно, в удобно стоявший восьмой шар, и прицелился тщательно, но руки у него, видимо, дрожали, он потерял кладку, и удара не получилось, шар нелепо ткнулся в борт рядом с лузой. Энгельс понял, что у него появился еще один, и последний, шанс — такую ошибку Тернер уже не повторит. Где же туз?..
— Да, сударь, — Энгельс опять пошел вокруг стола, изучая положение на поле, — было убито за несколько дней около тридцати пяти тысяч гугенотов.
— Да к чему вы все это? — не вытерпел Тернер.
— А к тому, милостивый государь, — Энгельс выбрал позицию для удара, — что политические, страсти и классовая ненависть гораздо сильнее страстей религиозных.
Раздался топот ног, и в бильярдную вбежал бармен.
— Господин Энгельс! — задыхаясь, проговорил он. — Там ломится в дверь толпа озверевших рабочих. Они убили швейцара… Вы тут единственный трезвый человек, вы тут единственный, к кому у рабочих нет ненависти… Подите поговорите с ними… Спасите нас!
Тернер бросил кий и кинулся к двери.
— Назад, евнух! — Энгельс одним прыжком догнал беглеца, схватил за плечо и крутанул в направлении бильярдного стола. — Я вам сказал, что вы не уйдете, пока мы не кончим партию. Ваша попытка к бегству тем более позорна, что ход мой. Я завтра же поставлю перед правлением клуба вопрос о вашем исключении из членов за такое недостойное поведение… И вы, Харпер, обождите. Я сейчас.
Туз стоял крайне неудобно; неудобно, почти у самого борта, стоял и биток. Энгельс примерился и так и этак. Положить туза можно было лишь сложнейшим триплетом в среднюю лузу. А триплет за всю жизнь Энгельсу удавался не более четырех-пяти раз. Но надо, надо!.. Ударив, Энгельс закрыл глаза и, как ему показалось, очень долго не открывал их. На самом деле он открыл их почти тотчас и увидел, как туз резко ударился о борт, отскочил к противоположному и от него — мягко и точно — в лузу!