Я жду вас всегда с интересом (Рассказы) (1980г.)
Шрифт:
Беда пришла внезапно. Из пятой квартиры ушел мальчик Петя. Ему было только три года, и он ушел куда-то из дома в раскрытую настежь дверь. Весь дом всполошился, как по тревоге, и все отправились Петю искать. Все жильцы разбежались по городу.
Петина мама помчалась в больницу: она решила, что Петя там, раз он один ушел из дома.
Один из жильцов пошел на пристань.
Другой жилец побежал на вокзал, он тоже что-то имел в виду насчет железной дороги.
Сосед, что жил напротив, позвонил в отделение милиции. Он сказал, что пропал ребенок, имеющий очень веселый нрав.
Один жилец рыскал по магазинам и искал Петю там, где игрушки. Но всех перекрыл дядя Вася. Он разыскивал Петю во всех пивных и потерялся внезапно сам.
Все дотемна искали Петю, все бродили по городу целый день.
А Петя кушал известку со стенки в самом конце коридора.
Рудольф Ивановский вышел на репетицию к дирижерскому пульту, держа в одной руке дирижерскую палочку, а другой рукой судорожно протирая глаза.
Но сколько он их ни протирал, он не видел знакомых лиц, ни одного своего музыканта.
Он видел нечто странное.
— Где я? — спросил он сам себя.
Да, да, все симпатичные ребята, сидят, улыбаются, очень милые люди, но он их всех впервые видел, посторонние личности, незнакомые субъекты, батюшки мои, что у них за инструменты?!
Рудольф Ивановский не пил и на отдых заслуженный не собирался. Он хорошо себя чувствовал и вошел в то здание, в которое входил уже много лет. И поднялся по той лестнице, по которой он много лет поднимался. И находился он в зале, в котором столько лет дирижировал. Он, без сомнения, стоял за своим пультом.
Но между тем были сомнения.
Рудольф Ивановский ткнул своей дирижерской палочкой в грудь напротив сидящего музыканта и спросил:
— Кто вы?
— Я музыкант, — ответил тот.
— А где мой музыкант, который сидел на вашем месте?
— На кладбище.
— Он умер?
— Нет.
— Так что же он там делает?
— Играет на трубе.
— Как странно! Ну, а вы? Вот вы. Где Смольников? Где он?
— На кладбище, маэстро.
— А что он там делает?
— Разумеется, играет на скрипке.
— Слава богу, они не умерли, но почему они играют там, а не здесь? И где, позвольте вас спросить, остальные музыканты?
— Остальные на свадьбе, маэстро. Они играют на свадьбе всю ночь.
— Но почему же не вы играете на свадьбе, а они?
— Они нашли себе работу, маэстро, а мы не нашли.
— Что вы называете работой, позвольте вас спросить?
— Я называю работой то, за что платят деньги.
— А здесь им не платят деньги?!
— А как же, маэстро! Они ведь нашли замену. Мы их заменяем. Когда мы найдем себе работу, они нас заменят.
— Значит, все мои музыканты на кладбище и свадьбе?
— Кто где, маэстро.
— Где еще?
— Где попало, маэстро.
— Ничего себе музыканты!
— Но ведь мы заменяем их. Мы все готовы. И они нас заменят в нужную минуту по долгу дружбы и товарищества, маэстро!
— Вы все готовы?
— Все.
— Но я вижу одни барабаны! Надо же, чтобы одни барабанщики собрались!
— Это недоразумение, маэстро. Чистая случайность. Какая-то путаница произошла. Такое бывает раз в жизни, маэстро.
— Но это безобразие! Это даже не замена! Это бред! Сплошные барабаны, черт возьми! Оркестра нет, я впрочем… Все готовы?
— Все.
— Начнем! Новаторский оркестр! Что в мире не творится! Мы не отстаем, мы тоже пойдем вперед, черт возьми! Яблоко Ньютона, черт возьми. Начнем!
И Рудольф Ивановский взмахнул своей дирижерской палочкой, и барабанный оркестр грянул как гром с ясного неба под сводами театра.
У спуска к Неве толпа.
Все лезут к барьеру со всех сторон, но всех так много, что никак все не могут туда пролезть. Я слышу, кричат:
— Поймал! Поймал!
Я протискиваюсь к барьеру.
Мне рвут в клочья пиджак.
Я теряю галоши и шапку.
Наконец я у барьера.
На лестнице у воды сидит старик. Он в руках держит рыбку величиной с кильку. А удочку он опять забросил в воду и ждет, когда снова клюнет.
Я спрашиваю у стоящего рядом:
— Как бы мне отсюда вылезти и пойти домой?
Он лениво мне отвечает:
— Это совсем невозможно. Я стою здесь уже шесть часов.
Мы разговорились. Он сказал: у него есть дочка, сынок и жена. А я сказал, что в войну я служил сапером.
Он сказал, что, наверное, будет дождь, потому что тучи закрыли небо, — и как же тогда нам быть?
Я сказал, что дует ветер и мне уже холодно…
Он сказал, что, конечно, холодно, потому что осень…
Убедившись в том, что я ничего не умею делать, я начал писать рассказы.
Я посылал их во все журналы и везде получал отказы.
Но это меня не останавливало. Многие писатели начинали таким же образом, можно вспомнить Джека Лондона. Он тоже не сразу пробился, не сразу стал великим писателем. Мысль, что я не умею писать рассказы, мне даже в голову не приходила. Невозможно же, в самом деле, даже рассказы писать не уметь!
Глядя на портрет Джека Лондона, я улыбался и говорил: