Я знал его
Шрифт:
– Понятно...
– он откинулся назад и вздохнул.
– Что я о вас думаю... я думаю, что вы умный, мотивированный человек, который порой старается слишком сильно, но имеет добрую душу. Я думаю, что вы хороший человек, вы помогаете людям, которым не хватает вашей силы и храбрости. Я думаю, что, может быть, иногда вы злитесь из-за своей работы или этого мира, но не позволяете никому это увидеть. Вы хорошо держите людей на расстоянии, если хотите. Но вы не холодны. Это в такой же степени для их защиты, как и для вашей, - он сделал паузу.
– Также я думаю, что у меня перед вам долг, который я никогда не смогу погасить. Тот же долг, который я имею перед всеми, кто вернулся. И всеми, кто не вернулся.
Она
"Ему надо заниматься моей работой", - покраснела она.
– Спасибо, Синдзи-сан, - Мана быстро заморгала, отгоняя влагу с глаз.
– Я... хотелось бы мне встретиться с вами... тогда. До всего этого... до... всего этого...
Синдзи слабо кивнул.
– Вы были бы сильно разочарованы. Я не легенда, какой меня пытаются выставить люди, - он выдохнул.
– Я не Бог, как говорят люди.
– Я не думаю, что вы Бог. Но я думаю, что вы легенда. Я думаю... вы герой.
И она верила в это. Она верила, несмотря на указания армии, несмотря на потоки пропаганды ООН и JSSDF. Она хотела верить в это.
Потому что он был как она: ребёнок, силой втянутый в тёмный мир взрослых; они - дети без детства. Их заставили вырасти так быстро, лишали невинности до тех пор, пока не остались только машины. Машины, рождённые сражаться и убивать ради трусливых взрослых, которые боялись замарать руки.
Синдзи был настолько же жертвой, как и она, может быть, ещё больше. Он был гражданским. Его затянули в этот тёмный мир без тренировки или хотя бы какой-нибудь подготовки. И в результате получился лишь этот сломленный человек.
Судьба была жестокой, злой чертовкой. Она забирает без предупреждения или сожаления, и никогда не остаётся, чтобы помочь собрать осколки. Мана видела слишком много раз, как жизнь бьёт без предупреждения, чтобы разрушить самые тщательно выстроенные планы. Она переживала это слишком много раз.
Она жила так последние восемь лет. Неутомимо охотясь за правдой, которую имел сидящий рядом с ней мужчина, пробираясь сквозь несчастья бесчисленных анонимных выживших, каждую ночь тихо страдая в одиночестве. Вот чем действительно была её жизнь: вся боль, страх, растерянность и кошмары были ради того, чтобы добраться сюда. Она была уверена, что это мгновение было кульминацией всей работы и трудностей её жизни. Она искренне верила, что была предназначена для того, чтобы быть здесь, чтобы встретить его, чтобы узнать правду. Это было предопределено.
Не в первый раз Мана начала гадать, каким бы он был, если бы они встретились вне этой унылой обстановки. Если бы план из прошлого был осуществлён. Высокомерная часть её представляла, что она могла быть способна решить все его проблемы и, в свою очередь, спасти мир. Маленькая щекочущая часть её, что ещё имела желания и мечты, представляла чистые и яркие отношения, которые дарили им надежду и силу. Но рядом с реальным Синдзи это было лишь бесполезное витание в облаках.
Она посмотрела на него. Мальчик из бесчисленных фотографий досье пропал; больше не было нежных изгибов линий его молодости. Сейчас он был мужчиной, весь о углах и краях. Всё в нём теперь было длиннее и острее. Он казался почти хрупким. Сильный контраст по сравнению со всеми её ранними фантазиями о лихом сильном супермене, который побеждал Ангелов щелчком пальцев. Но она удивлялась тому, что не была разочарована. Она обнаружила, что правда, реальность нахождения рядом с Икари Синдзи, какую бы форму он не принимал, была куда лучше любого из её праздных размышлений или личных желаний. Он был здесь и реален, несмотря на худобу, мрачность, грусть и перенесённые пытки. Он был реален.
И он не был непривлекательным, ликовало её внутреннее животное. Мягкая милость, так часто заставлявшая её чувствовать тепло, отсутствовала, но эта тьма и грубость были логичным итогом его жизни. Он был красив, в задумчивой, депрессивной манере. Обычно не в её вкусе. Ей нравились те, кто мог заставить её смеяться, заставить её забыть. При взгляде на Синдзи она вспоминала всё негативное о себе и своём прошлом. Она видела тёмное отражение себя.
Но он был здесь, мечта, которую она несла с собой почти десять лет, во плоти. Человек, с которым она хотела встретиться больше, чем с кем либо. Они искренне верила, что он был причиной её возвращения. И сейчас он был здесь, рядом с ней, дышал тем же воздухом, сидел на том же диване, проживал ту же жизнь. Он был здесь. И она была здесь.
Она посмотрела на него, её рот приоткрылся и Мана подумала, что собирается поцеловать его. Она отбросила своё обучение и логику, и поняла, что наклоняется к нему. Она почувствовала жар и электричество, словно под её кожей пульсировал огонь, концентрируясь в губах, толкая её вперед, как магнит.
Её таз перестал подрагивать, когда она поняла, что он холодно рассматривает её. Словно она только что оскорбила его мать.
– Герой?
– сказал Синдзи.
– Мне жаль, что вы так чувствуете.
Захватившая на мгновение Ману подростковая фантазия разрушилась. С изяществом сухой губки меж её ног.
– Все герои, которых я знал, мертвы, - продолжал он.
Я в ловушке.
– Все они погибли в тот день.
Я хочу умереть.
– Я не совершил ничего героического или стоящего памяти.
Я хочу умереть и оставаться мёртвым.
– Всё, что я могу делать сейчас, - это говорить о них. Сохранять их живыми в моих мыслях и словах, потому что я никогда не увижу их снова.
Я хочу умереть и не возвращаться.
– Никогда.
Я хочу умереть.
Пожалуйста, Господи...
Дай мне умереть.
***
Синдзи лежал в ванне, из вен его вытекала кровь, рядом покоилась окровавленная бритва. Он держал запястье над сливом, с отчуждённым восхищением рассматривая, как его содержимое кружилось в водовороте и пачкало всё вокруг. Всё было красным. Тёмным, блестящим, смертельным красным.
Было больно, да, но это была та же боль, как когда он разбил руку об пол, или вытащил глаз, или попытался вырвать язык. Не то чтобы он помнил эти события ясно, но лёжа здесь, наблюдая, как из него вытекает жизнь, Синдзи приобрёл немного ясности ума. Он вновь получил возможность видеть себя, по крайней мере, с безопасного состояния. Он понимал, что умрёт, действительно умрёт на этот раз, совсем как должен был умереть все эти годы назад. Во время Третьего Удара, от руки Зеруила, от руки Бардиила, Матариила, Израфиила, Гагиила, Рамиила, Самусиила, Сакиила, Евы-01, отца, матери, его собственной руки. Все они смазывались и смешивались до тех пор, пока всё его прошлое не стало единым моментом, единым вздохом. Единственная секунда боли, ненависти, страха и одиночества. Единственная непрерывная линия красной жидкости, тянущаяся из глубочайшего пореза на запястье. Он смотрел, как она покидала его и исчезала в сливе, и чем больше исчезало, тем легче чувствовал себя. Он улыбался, когда она исчезала.
" Ты ещё не должен умирать " .
Синдзи закашлялся, чувствуя холод. Это действительно был конец? Сможет ли он наконец отдохнуть? Он не знал, сможет ли увидеть мать и отца, или Мисато, или Рей, или Каору, или кого-нибудь ещё. Он понял, что ему всё равно. Лишь бы он больше ничего не чувствовал. Лишь бы он мог убежать от чувств. Это было его последнее, единственное желание. Последний эгоистичный поступок.