Я. Люди. События. История вторая

Альм Лара

– И пистолетик предъявил?

– Говорит, оружия не видел, но словам верзилы сразу поверил, после чего так газанул, что только его и видели. Родные посоветовали ему обратиться в милицию. В качестве доказательства парень предъявил внушительный кровоподтек и глаз-щелочку.

– Получается, что Яков Рыбкин "подрезал" машину парня. В машине Якова находился некий верзила, скорый на расправу.

– Очень нервный человек, - высказалась Дина Чайка.
– У нас по соседству живет один такой. Чуть что в драку лезет. Он служил в Афганистане, был контужен, нервы совсем ни к черту. Еще и выпивает. Родители с ним измучились.

– Мария, у вашего мужа есть знакомые, которые подходят под описание пострадавшего парня? - поинтересовался я.

– Яшиных знакомых я почти не знаю. Только одного - Валю Гулящика.

– Многоговорящая фамилия, - хмыкнула Дина.

– Ой, что ты, Валентин обожает свою жену, они с ней два десятка лет вместе живут, никогда не ссорятся.

– Разве такое бывает?
– задумалась Чайка, давно разуверившаяся в существовании счастливых браков.

– Своими глазами видела, как они милуются.

– Мало ли что они на людях делают.

– Динка, если не знаешь, то не говори!

– Больно нужен мне твой Валентин вместе со своей женой, - без явной причины разозлилась Дина.

Я не подумал, что причина ее злости в зависти, скорее, в недоверии и возмущении - как некоторые люди могут прикидываться, обманывать других людей. В школьные годы Дина Чайка не умела прикидываться: в глазах всегда читались интерес или ненависть. Крайности. Ненавистью глаза пылали чаще, особенно когда рядом со мной находилась Рита Державина. На меня Дина поглядывала с тайным интересом, который лично для меня был явным. Она ревновала меня к Рите, это факт. Время прошло, Дина поднаторела в актерской игре, но нет-нет, да проскользнет ненависть. Ненависть к одному человеку - законному супругу, Силантию Бурундукову. Уверен, что в разговоре с посторонними она умела прятала ненависть, позволила себе расслабиться лишь в моем присутствии.

Когда мать смотрела на своих детей, в глазах расстилалась бескрайняя любовь. Остальных персонажей, меня и подругу Марию, она одаривала сдержанным вниманием...

– Причем здесь Валентин!
– воскликнула Маруся, - речь вообще не о нем!

– Правильно, не о нем! Так зачем восхищаться его семейной жизнью?! Я не верю...

– Девочки, не ссорьтесь!
– вмешался я.
– А вы, Мария, постарайтесь вспомнить кого-нибудь из знакомых Якова Вадимовича, подходящих под описание.

– Лучше у его первой жены спросить. Они с ней прожили более двадцати лет, она знает больше моего.

– А сколько лет вашему Якову?
– с ноткой удивления спросил я. Догадывался, что разница в возрасте существенная, но не настолько.

– Ему сорок с хвостиком.

– А как его бывшая жена пережила развод?

– Я не интересовалась. Меньше знаешь, лучше спишь.

– Ну, как же Маруся, - встряла Дина, - ты же сама мне писала, что его бывшая жена заявилась к тебе и "устроила концерт по заявкам". Соседи хотели милицию вызвать, но Яков уговорил их этого не делать. Она тебе еще каблуком дыру во лбу сделала. Сняла туфлю и рубанула каблуком по лбу Маруси, - объяснила мне Чайка.
– Посмотри, Рома, у нее даже шрам небольшой остался. Покажи, Марусь.

– Успокойся!
– осадила ее Мария, смущенно поглядывая на меня.
– Ерунда все это. Если вы думаете, что в исчезновении Якова виновата его бывшая супруга, то ошибаетесь. Не могла она... Не справилась бы... Яша, конечно, мужчина не выдающейся комплекции, поменьше меня будет, но все-таки мужчина. А его бывшая супруга на девочку-подростка похожа - такая же миниатюрная. Потому и ребенка не могла родить - кожа и кости. О ребенке мечтала, а поправиться боялась, постоянно сидела на диете, всё фигуру блюла. Сама ни черта не ела, и мужа не кормила. А если мужа не кормить, он начинает по сторонам оглядываться - ищет того, кто его накормит.

– Глупости говоришь, Маруся, - насупилась Дина.
– Можно подумать, женщин любят только за кулинарские способности. Еще повтори избитое выражение - путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.

– И повторю! И совсем оно не избитое, сама проверила опытным путем!

Я задумался: как эти две противоположности дружат столько лет? Что их связывало раньше и связывает сейчас? Раньше - одиночество, пренебрежительное отношение других людей? А сейчас? Или они общаются по инерции?

В моей голове продолжали стучать колеса поезда - тук-тук, тук-тук.

Мне кажется, мы с Марией вместе ехали в одном купе в вагоне поезда. Наверное, так все и было. Я был сильно навеселе. Пил с горя - меня разлюбила Инна Пахоменко. Полюбила Викентия Яковлева. Викентий лучше меня. Не помню, из какого населенного пункта я ехал, помню куда - домой. В купе нас было двое - я и девушка лет двадцати, моя ровесница, с родимым пятном на левой руке, чуть выше локтя. Неужели за пять лет Маруся так сильно изменилась - набрала столько лишних килограммов? С ее ростом я не могу определиться, вообще не помню, чтобы она поднималась при мне со своего места. Мы долго разговаривали, в нашем вагоне было очень тихо, а мы шумели - кажется, у меня с собой была бутылка вина, я щедро подливал девушке. Проводница приходила нас утихомиривать, мы затихали, потом снова начинали спорить громко и страстно.

А потом она мне отдалась. Сначала переползла на мою нижнюю полку, прильнула, я загорелся желанием. Не помню, как уснул. Разбудила меня проводница. Поезд пришел на конечную станцию, в мой родной город. Моя попутчица покинула вагон в числе первых. Ушла по-английски, не прощаясь. Наверное, устыдилась своего поведения.

Не помню, как ее звали. И называла ли она свое имя, не помню. Но после нашего купейного общения, я стал проще смотреть на расставание с Инной Пархоменко. Отпустило.

Лицо попутчицы помню смутно, а вот родимое пятно - очень хорошо. Оно врезалось в мою память, как врезается в память первый сексуальный опыт. Это и были "пробы пера". Но я забыл об эмоциях - бы по-свински пьян. А может быть, у нас вообще ничего не было, потому что был пьян? Или мне всё приснилось?

Тогда почему пожилая проводница смотрела на меня с осуждением и называла мою попутчицу шалавой? Рассуждала на тему взрослых дочерей и родителей, позабывших о своих родительских обязанностях: накормить и одеть - это далеко не все. А дети остаются детьми до тех пор, пока живы их родители.

После ее рассуждений, я, совершенно трезвый, но помятый, пришел к выводу, что я полуребенок - у меня есть отец и нет матери...

Я понимал, что задать Марии вопрос, который повис у меня на языке, нетактично и неуместно.