Ябеда
Шрифт:
— Глупая моя девочка, — укутывает словами, как больного ангиной в тёплое одеяло. — Я на тебе помешан. Без остатка, Тая.
Голос Савицкого немного хриплый, но пробирает до глубины души. А я больше не хочу ничего знать, словно чувствую, что времени на разговоры у нас нет. Даже дождь и тот всё быстрее начинает стучать по стёклам, поторапливая нас насладиться мгновением. Я бесстыже тянусь губами к лицу Геры, всем телом ощущая его дрожь, каждой клеточкой чувствуя страх. Его монстры — на низком старте, и одному только Богу известно, чем грозит нам секундное слияние губ.
— Мы справимся! — Замираю в считаных
— Вместе, — повторяет за мной Савицкий и, выпустив из плена мои ладони, скользит горячими пальцами вдоль шеи и дальше к затылку, а потом прижимает меня к себе —резко, безвозвратно, навсегда. И целует. По-настоящему.
Странное чувство — у-ух! — я словно лечу. Дух захватывает от недостатка кислорода, и всё внутри стягивается в самый тугой на свете узел. И пока тело пытается привыкнуть к новым для него ощущениям, душа расправляет крылья и парит в небесах.
Под бесконечные всполохи молний за окном и наше с Герой сорванное дыхание (отныне одно на двоих) мы утопаем в нежности губ и бесконечной жадности рук. Пробуем друг друга на вкус. Изучаем. Растворяемся без остатка. Дрожим. В запале страсти ударяемся зубами. Смеёмся друг другу в губы. И тут же с ускорением заходим на новый круг. Не знаю, каким бывает первый поцелуй у нормальных людей, наш — такой же сумасшедший, как и мы сами. Немного странный, безбашенный, на грани.
Гера подталкивает меня к стене. Я не сопротивляюсь. В его руках я превращаюсь в глину, податливую, нежную, послушную. Моё обезумевшее от любви сознание давно растеклось лужицей, уступив место животным инстинктам. Губы саднит от бешеных поцелуев. Сердце рвётся к груди Савицкого, с яростью ударяя по рёбрам. Тело горит огнём от нескромных касаний, которых всё мало.
— Выруби свет! — требует Гера, и я пытаюсь нащупать выключатель.
Бац — и темнота в спальне становится непроглядной! Мне требуется время, чтобы привыкнуть. Зато Савицкий чувствует свободу и начинает снова сводить меня с ума.
Наверно, на то человек и существо разумное, чтобы вовремя чувствовать границы. Наши с Герой границы стёрты… Не прерывая поцелуев, мы падаем на огромный матрас, избавляемся от сырых вещей и согреваем друг друга бесстыжими ласками.
— Мы будем гореть в аду! — шипит Савицкий, когда мы оба понимаем, что дороги назад нет.
— Главное — чтобы вместе! — Мой рваный стон заглушает раскаты грома. Мне так хорошо сейчас, что я не готова думать о последствиях.
— Останови меня, пока не поздно! — просит Гера, прокладывая по моему обнажённому телу дорожки из поцелуев. — Пока я окончательно не разрушил твою жизнь, останови!
— Поздно! — рассыпаюсь жемчужными бусами в его руках. — Слишком поздно! Нас уже не спасти!
Я гоню от себя мысли о завтрашнем дне. Его для нас нет! Мы там, где глаза навсегда закрыты, а лица спрятаны в темноте.
— Ты моё проклятие! — обезумевшим зверем рычит Савицкий. — Моя беда!
— Пусть так… — Забываясь во времени и пространстве, окончательно теряю над собой контроль.
Исступлёнными поцелуями Савицкий собирает мои страхи, а после позволяет сладкой истоме заглушить внезапную боль.
Бесконечная ночь растворяется в тихом шёпоте истерзанных губ. На смену безудержной страсти приходит блаженная усталость, а после — сон.
Меня снова и снова уносит в прошлое. Отдельные фразы, чьи-то лица, ссоры… Семейные ужины, снежки, одиночество… Добрая улыбка Турчина, бесконечные нападки Геры… Сквозь сон понимаю, что чувства мои к Савицкому не случайны. Я сама их посеяла в своём сердце ещё тогда, вопреки здравому смыслу! Хороших девочек всегда тянет к плохишам, вот и я не исключение!
Я просыпаюсь с первыми лучами солнца, с бесконечной улыбкой на зацелованных губах. Радуюсь солнечным зайчикам на стенах и небывалой лёгкости на душе. Тело приятно потягивает, в голове — невесомый туман. Мягкая подушка под моей щекой насквозь пропитана ароматом Савицкого, и я в блаженстве прикрываю глаза, чтобы навеки сохранить в памяти запах неподдельного счастья! Моё первое взрослое пробуждение самое сладкое, мысли — воздушные, а желание кричать о своей любви — нестерпимое!
Развожу руки в стороны и сладко потягиваюсь. С губ слетает глупый смешок, а щёки заливает краска смущения, стоит моим пальцам коснуться шелка измятых простыней. То, что было, не сон! Наша любовь не иллюзия!
Вот только в комнате Савицкого, кроме меня, никого… В огромной кровати я просыпаюсь в гордом одиночестве. Чувствую, как глупое сердце спешит скукожиться от холода, а проклятая обида так и рвётся запустить свои щупальца в мою окрылённую душу. Но разве я не знала, на что шла? Разве не понимала, что отношений, как у нормальных пар, у нас с Савицким никогда не будет? Нам не суждено просыпаться в сладких объятиях или гулять за ручку на виду у всех. Мы не будем шептать глупости на ушко за утренним кофе, глядя друг другу в глаза, никогда не скажем «люблю», да и дождливым вечером не отважимся сыграть в «Монополию» в шумной компании друзей. Наш удел — темнота. Наше время — ночь…
Смахиваю с лица глупые слёзы. Усевшись на край, касаюсь босыми ступнями мягкого ворса прикроватного коврика. На тумбочке замечаю букет полевых цветов: одуванчики, ромашки, незабудки. Я не знаю, где Савицкий их раздобыл в нашем царстве мощёных дорожек и унылых газонов, но вмиг забываю о гнетущих мыслях и снова начинаю улыбаться. С трудом нахожу свою безразмерную майку и безуспешно пытаюсь пригладить спутанные волосы. Стыдливо стаскиваю с кровати простыню со следами ночного безумия и, скомкав её посильнее, выкидываю в мусорное ведро: еще не хватало, чтобы прислуга обсуждала наше с Герой хрупкое счастье! Зубной щёткой Савицкого чищу зубы и, широко распахнув глаза, не узнаю своего отражения в зеркале: такой счастливой я никогда ещё себя не видела.
С головой утопая в мечтах, я в одной майке выскакиваю в коридор. Тишина, царящая в доме в этот утренний воскресный час, ещё больше притупляет мою бдительность, а зря!
Спустившись до середины лестницы, замечаю в гостиной Савицкого. Заложив руки за голову, он сидит на любимом диване Вадима и задумчиво смотрит в окно. Нежное солнышко игривыми лучиками освещает его профиль, и я зависаю. Еле сдерживаюсь, чтобы оголодавшей львицей не наброситься на Геру с безумными поцелуями. Про себя повторяю «нельзя» и продолжаю наслаждаться красотой своего любимого психа. И когда только он успел привести себя в порядок: белоснежная сорочка, начищенные до блеска мокасины, брюки с идеальной стрелкой… И это я молчу об идеально выбритых щеках и аккуратной причёске.