Ядгар
Шрифт:
— Товарищ, — говорит он, — вы красноармеец, пехота… Вот если бы вы были летчиком, как я, вы еще лучше могли бы увидеть великие пространства нашей страны. От Тихого океана до Черного моря, от Северного полюса до Афганской границы — все, все — наша родина. Вы спросите, чего у нас нет? Все у нас есть! Если бы вы полетели на самолете, вы увидели бы с высоты наши прекрасные города, бархатные сады, густые зеленые леса, хлопковые поля — вот тогда вы знали бы, какова наша страна!
У казаха был очень открытый характер. Он много рассказывал о своей жизни, об ученьи и о разных других вещах. Даже начал меня уговаривать не поступать в медицинскую академию, а идти в
— Верно, — говорю я, — авиация интересное дело, но мне больше хочется быть врачом. И я от всей души перед строем товарищей дал слово стать врачом. Послушай, друг, — я хлопнул собеседника по плечу, — мы с тобой еще молоды. К тридцати годам успеем кончить не один, а два факультета. Через четыре года я сделаюсь врачом. И потом разве трудно поучиться еще четыре-пять лет на другом факультете, ну, например, на авиаинженерном?
Три дня, которые мы провели в дороге, прошли очень весело. Теперь мы так близко познакомились, будто были старыми друзьями. Он дал мне свой адрес, я обещал написать ему по приезде и сообщить свой. В Москве мы расстались.
С приближением поезда к Ленинграду сердце мое трепетало, как вынутый из гнезда птенчик.
В академии меня встретили очень приветливо, дали комнату в общежитии. Я быстро познакомился с абитуриентами, прибывшими из разных республик нашей великой родины и так же, как я, готовившимися к экзаменам.
Вышло именно то, чего я боялся. По основным предметам я получил отметки «отлично» и «хорошо», но в русском языке выявилась моя слабая подготовка. Испытательная комиссия приняла во внимание мою национальность и зачислила меня на первый курс с условием в первый же год овладеть русским языком.
Я не могу вспомнить более радостного момента в своей жизни, чем первая лекция. Подумать только: тот самый пустой малый, который всего два года тому назад шатался по садам, распевая беззаботно песни, слушает на медицинском факультете лекцию профессора!
Занятия с каждым днем становились для меня все интересней. Но и подготовки требовали немалой. Мне даже не хватало времени отвечать на письма из Ташкента. Приходилось напрягать все силы. Необходимо было терпенье, спокойствие и настойчивость.
В свободные минуты я занимаюсь русским языком. Мон товарищи по общежитию — люди разных национальностей, и мы друг другу помогаем. Как можно чаще я беседую с русскими студентами для практики. Я понимаю — если в этом году не усвою русского языка — дело будет плохо.
Мои усилия довольно скоро сказались: лекции я уже хорошо понимал, да и говорить стал свободнее, но в письмах все еще делал много ошибок.
Полугодовые зачеты сдал хорошо. Во время зимних каникул я ответил на несколько писем, которые до сих пор лежали без ответа. Очень меня удивило письмо, полученное от двоюродной сестры Саадат. Что ее заставило мне написать?
Предположим, наши матери, когда мы еще были маленькие, сделали сговор, но ведь потом, когда я принес домой Ядгара, тетка возмутилась и решила не выдавать за меня свою дочь. Я это отлично помнил. Когда же мы встречались у нас с Саадат, мы и слова не сказали о совместной жизни или браке. Почему вдруг Саадат написала? В те дни, когда произошла история с Ядгаром, ей только что исполнилось тринадцать лет, и вряд ли она что-либо поняла. Но теперь ей уже шестнадцать. Можно сказать — она уже взрослая… Но письмо? Не может быть, чтобы она полюбила? Что до меня, я к ней относился равнодушно, спокойно. Я даже никогда не задавал себе вопрос, люблю ли я ее.
Письмо Саадат было очень короткое:
«Здравствуйте,
Желаю вам успехов в ученье. Интересно узнать, как у вас прошли испытания, как идут занятия, здоровы ли вы? У меня новость. Вы знаете, что по окончании школы родители не разрешили мне учиться дальше и заставили сидеть дома. А в этом году почему-то разрешили. Может быть, меня пожалели, или на них подействовали просьбы моих подруг. Я сдала приемные испытания в педтехникум, поступила на первый курс и теперь учусь. Несмотря на то, что учиться очень трудно, по многим предметам имею „отлично“ (не сочтите за хвастовство). На днях заходила к тете узнать, нет ли от вас вестей. Ваш сын Ядгар стал такой миленький бутуз, я долго его ласкала и забавляла. Если не пожалеете для меня вашего дорогого времени, напишите мне коротенькое письмо. Для меня будет великая радость.
Саадат».
Ну, что мне ответить на это письмо? Саадат, правда, неплохая девушка. Хорошо, что она начала учиться. Попрошу ее прислать карточку. Нет, это много, еще испугается. Лучше попрошу тюбетейку.
Я написал простенькое письмо, как пишет брат сестре.
«Саадат, шлю вам и всем вашим много приветов. Я здоров и желаю вам здоровья. Очень обрадовался, когда узнал, что вы учитесь. Каждый, кто хочет счастливой будущности, должен учиться. Хотите знать обо мне? Я хорошо сдал экзамены. Скажу, не хвастаясь, что иду не из последних. Саадат, когда пойдете к нам, скажите маме, пусть сошьет мне тюбетейку и пришлет. Иногда на праздниках наши студенты надевают национальные костюмы, и для меня, конечно, соблазн. Передайте всем от меня привет.
Уважающий вас Джура».
Наступил май. Мы дни и ночи готовились к зачетам.
Я получил по почте маленькую посылку. Вскрыл, оказалось что-то завернутое в бумагу и перевязанное разноцветными шелковыми нитками. Я развернул бумагу и вынул сплошь расшитую шелком тюбетейку. В нее был вложен шелковый носовой платочек, на уголке которого я увидел очень искусно исполненные разноцветными шелками бабочку и бутон розы. В платочке оказалось маленькое письмецо. Писала Саадат.
«Дорогой Джура-ака!
Шлю бесчисленные приветы. Простите, что так долго не посылала вам вещицу, которую вы просили у своей мамы. Я немножко на вас обижена. Ведь шить тюбетейки — дело молодых. Мне стыдно даже подумать, чтобы моя старая тетя, бедняжка, оставила все дела и села бы за шитье тюбетейки. Поэтому я сшила сама. Уже скоро каникулы. Вашей матушке я сказала, что собираюсь вам писать, она очень обрадовалась и просила написать, что бедняжка Ядгар скучает по вас. Я его утешила, сказала, что вы приедете в отпуск.
Еще одна новость. Я вступила в комсомол. Родителям пока не сказала. Вы тоже не проговоритесь им.
Все шлют вам привет. Жду от вас письма.
Саадат».
Теперь многое стало ясным. В особенности много говорили вышитые на платочке бабочка и бутон. Чудно! Неужели Саадат меня любит всерьез? А я? Нет. У меня нет к ней чувств. Но все-таки нельзя огорчать девушку, надо ответить на письмо. Можно ей тоже послать подарок. Но не будет ли мой подарок ей намеком на ответное чувство?
А если послать, то что? Лучше не посылать. Напишу только письмо.
Написал. Письмо вышло такое же простое, братское, как и в прошлый раз. Я поблагодарил ее за тюбетейку, сообщил, что в этом году не приеду в отпуск, хоть и соскучился по родным и в особенности по Ядгару — сказать правду, это было именно так. В конце письма я просил писать мне почаще.