Ягодка опять
Шрифт:
Кладу трубку и вдруг мгновенно покрываюсь холодным потом. А где Ванька-то? С ним-то что? Все в порядке или?.. Вскакиваю, проигнорировав Любкин грозный окрик, и пригибаясь бегу по дому, оглашая его призывными криками. В ответ — тишина. Мне уже совсем плохо, когда я нахожу ребенка там, куда сама же его и отправила некоторое время назад — в его же комнате, у компьютера. На голове наушники — лупится в очередную компьютерную стрелялку. Похоже и не слышал ничего из того, что только что обрушилось на нас, в реальной жизни, безо всяких компьютерных ужасов… Слава богу, хоть успокаивать
Иду вниз. Здесь уже многолюдно. Суетятся горе-охранники нашего поселка, которые проворонили киллера на подведомственной территории. Рыдает, размазывая по лицу косметику Маша, рядом с ней нервно топчется Слава. Лишь подруга моя сохраняет великолепное спокойствие. Рядом с ней уже лежит автомобильная аптечка с бинтами, которую по всей видимости принес шофер Сенцова, и она споро и деловито бинтует раненому голову.
— Лежите смирно.
— Больно.
— Разве это больно? Это так, фигня. Везунчик вы, Шура.
— Я не Шура, я Саша.
— Ну Саша. Но все равно везучник. Или стрелок — мазила. Только черепушку вам поцарапало и клок волос с кожей выдрало. Зарастет как на собаке. И не вспомните, что было.
— А вы откуда знаете?
— От верблюда.
Не любит моя подруга Любка о своей профессии говорить с мужиками. Мало кто стоически эту информацию выдерживает. Слабонервных ей приходится бросать особенно быстро.
Прибывают менты, следом подкатывает скорая. Начинается суета и общая круговерть. Раненого грузят на носилки и уже норовят вынести из дома, но он громко протестует, заявляя, что должен сказать что-то важное. Любке.
— Ну что еще? Борода отклеилась или мешок с подарками потеряли?
Подхожу ближе.
— Люб, ну хватит его шпынять-то.
— Я еще и не начала. Это так, разминка. Я лежачих не бью.
— А за что меня вообще бить?
— А за то! Нечего языком молотить!
— Я не молотил. Я вашу подругу… выгораживал. И вообще! Дайте же мне, наконец сказать!!!
Рявкает так, что тут же хватается за перебинтованную голову. Но добивается своего — Любка замолкает.
— У меня нет жены и малюток. И толпы любовниц тоже нет.
— Что?
— Что слышали.
Шурка замолкает, придерживая голову уже двумя руками. Любка стоит разинув рот. Так что санитары, воспользовавшись всеобщим замешательством ловко запихивают носилки с Сенцовым в свою бело-красную машину и отбывают. А мы остаемся.
Нас с Любкой допрашивают. Правда, толку от наших показаний — чуть. Ничего не видели, ничего не знаем. Слава и Маша отвечают на вопросы полицейских приблизительно так же. Лица у хранителей правопорядка такие, что с них можно писать картину маслом под названием «Опять „глухарь“».
Когда все наконец-то отбывают, Слава с Машей скрываются в своем домике у ворот, а мы с Любкой в компании изумленного происходящим Ваньки остаемся наедине, не могу не поделиться своими подозрениями. Сначала, правда опять отправляю Ивана в его комнату.
— Люб. Ничего не могу с собой поделать, уверена, что стреляли не в него.
— А в кого? В тебя? Думаешь муженек твой на тропу войны вышел? Не спорю — намного ему дешевле
— Тоже вариант, но я не о том. Саша… Ну тот, которого я… Который меня…
Перебивает:
— Я поняла, о ком ты.
Киваю благодарно.
— Так вот. Когда мы виделись в последний раз, он мне след от пули показывал. В него тоже стреляли недавно. И тоже не убили только чудом…
— К чему ты, подруга, клонишь?
— Не перебивай, сама собьюсь. Тот, убитый на дачах тип, которого я нашла, был сложением и цветом волос похож на Сашу. И Шурик тоже… Понимаешь, что это может значить?
Любка какое-то время размышляет. Потом выносит краткий вердикт:
— Чушь. Саши твоего здесь не было никогда. С тобой его кроме твоего чудного положения, — указывает на мой живот, — ничего не связывает. С чего бы киллеру поджидать его здесь?
Отвожу глаза.
— Был он здесь совсем недавно.
— И ты мне ничего не рассказала? Ну ты… Чего хотел?
— Оказывается, это он за мной следил. Сказал: «Хотел узнать о тебе побольше».
— Идиот, блин. Ну, и что дальше?
— Сообщил, что не женится на мне, даже если я не врала, и ребенок действительно от него.
— Скотина. А ты?
— Опять с ним переспала.
Смотрит как на душевнобольную. Разве что пальцем у виска не крутит. Потом вдруг смеется и машет рукой.
— Ну и правильно. С паршивой овцы — хоть шерсти клок.
В Москву возвращаются Евгений Васильевич и Арина с маленькой Катей. Мой работодатель задумчиво изучает входную дверь своего особняка, погружая палец в оставленные пулями следы, а потом уходит в свой кабинет. Вижу, как следом за ним проскальзывает Маша. Опять ведь, небось, какую-то каверзу затеяла… Но после ничего не происходит, никто меня никуда не вызывает и разбор полетов не устраивает.
С возвращением Арины у меня появляется немного личного времени, чтобы посвятить его решению моих проблем. Оформляю кое-какие документы под надзором Севы Гарлицкого. Посещаю в очередной раз врача, сдаю очередные анализы. Выясняю, в каком роддоме мне предстоит рожать. Естественно, никаких Лондонов и Парижей. Обычный районный роддом. Бесплатная отечественная медицина, которая, слава богу, все еще жива.
Все это проделываю в основном в компании с Любкой. У нее, как она сообщает мне, масса свободного времени. Решила взять себе что-то вроде отпуска, за новый контракт не браться пока. Я только рада. С ней мне и надежней как-то и, конечно, веселей. Кстати, пару раз ездим и к подстреленному на наших глазах Шурику Сенцову. Старательно слежу за собой, чтобы не назвать его так. Ведь в пионерском лагере мы его знали именно под этим именем. Если произнесу имя шефа моего работодателя именно в такой связке, Любка его непременно вспомнит, а он почему-то категорически отказывается признаваться моей подруге в том, что когда-то был с ней знаком… Даже специально звонил, благодарил за то, что я не проболталась, и настаивал на сохранении своего инкогнито. Помешались они все что ли? Явление массовой паранойи? Осеннее обострение?