Ягодка опять
Шрифт:
— Значит, говоришь, ничего тебя с Сашкой не связывает…
Киваю решительно. Смотрит в угол и тоже кивает сам себе и своим мыслям.
— Складно ты все рассказываешь. Даже, наверно, поверил бы тебе. Если бы точно не знал, что Тургенев лично нанимал людей и хорошо им платил за то, чтобы они на тебя досье полное собрали, следили за тобой… Я знаю, мне сказали… Мне сказали… Мне все-е-е сказали…
Внезапно хмурится и трет пальцем висок. Так сильно, что даже сдвигает очки. Но тут же поправляет их и снова уставляется на меня.
— Зачем ему это все, не подскажешь?
Отвожу глаза и пожимаю
— Я не знаю, кто такой Тургенев. Фамилию-то его услышала только что от вас. А так — Саша и Саша, с которым разговаривала три раза в жизни. Как я могу догадаться о том, что им движет?
— Не договариваешь ты мне что-то… Что?
— Я не…
Взмахивает рукой, приказывая мне заткнуться.
— Есть у меня одна мыслишка по этому поводу…
Встряхивает у меня перед носом моим телефоном, который по-прежнему зажат у него в кулаке. Поднимается на несколько ступенек вверх из подвала, распахивает тяжелый люк, видимо, чтобы прием был, немного ждет, глядя на экранчик, а потом привычно набирает номер и некоторое время ухмыляясь слушает долгие гудки.
— Привет, Саш! Узнал? Да, это снова я. Определился номерок? Знаком, поди… Что надо? Хотел спросить, что мне делать с твоей беременной бабой? Заткнись! Не смей перебивать! Так во-от… Врет она у тебя складно. Говорит, что не знала даже твоей фамилии и с тобой почти не знакома. Заткнись, я сказал! Я так прикидываю, что пузо она свое как раз от тебя нагуляла, вот ты вокруг нее суету и затеял. Детективов нанимал. Досье собирал… Ну? Что молчишь? Не молчишь? Скажи — испугался? Испугался… Знаю… Кстати, она у тебя аппетитная. Грудь — залюбуешься. Ножки стройные. Животик такой… Через сколько ей рожать, а?
Отбивает звонок и со злостью швыряет мой бедный телефон об пол — так, что только детальки в стороны летят. После чего спускается обратно в подвал. Смотрю на него. Он на меня. И что теперь? Хороший вопрос… Задать чтоль его вслух?
— Что вы намерены делать со мной?
— С тобой? Посидишь тут до родов. Меня развлечешь. Ребеночек родится, и как раз начнется самое интересное.
— А с чего вы взяли, что судьба этого ребенка, даже если он от Тургенева, ему интересна? Что она его хоть как-то взволнует?
Смотрит удивленно.
— Неужели и правда ничего про него не знаешь? Не рассказывал, стало быть…
— Повторюсь: я не врала вам. Я действительно едва знакома с ним.
— Значит не повезло тебе. Не с тем решила переспать. Сколько раз ему говорил — не бери грех на душу. Убью каждую девку, которая возле тебя появится. А ему, идиоту, все неймется. Все любви, видать, хочется. Не будет ему ни любви, ни детей. Ничего, кроме боли и страданий ему не будет!
— Да что он вам такое сделал, черт побери, чтобы вы так?!!
— Не ори. Тебе нервничать вредно.
Улыбается на редкость гаденько. А потом поднимается по лестнице и захлопывает люк. После чего я слышу, как он возится с замком. Сволочь. Что теперь? Торопливо встаю и стараясь не шуметь поднимаюсь по ступенькам к самому люку. Прислушиваюсь. Шаги. Скрип открываемой двери — тяжелая, большая, судя по звуку, резкий звук, когда она возвращается на место.
Еще раз осматриваюсь по сторонам. Вооруженная новым знанием. Ну да. Когда мы с мужем еще были совсем молодыми, у одного нашего приятеля была шикарная, как нам тогда казалось, машина — семерка. И крепкий каменный гараж, под которым он устроил большой бетонный подвал. Когда родители «доставали» его, он в нем жил месяцами. И там же в течение долгого времени наша компания собиралась на «посиделки». Тот подгаражный подвал был очень похожим на помещение, в котором я нахожусь сейчас… И по размеру, и — да! — в углу у потолка точно так же имелось круглое отверстие — вентиляционная труба, которая как пить дать выходит из-под земли за задней стеной гаража и торчит несуразно, прикрытая колпачком из свернутой жести, чтобы дождь в нее не затекал…
Значит гаражи… Но что это мне дает?
Сажусь на тот самый стул, с которого только что встал мой похититель и принимаюсь судорожно соображать. Когда меня хватятся? По идее скоро. Но здесь, в этой дыре, меня никто и никогда не найдет. Никто и никогда… Вот тебе и санаторий до самых родов… Даже плакать сил нет. Какое-то полное опустошение в душе.
Маньяк появляется через пару часов. Поесть принес. Коричневый бумажный мешок с узнаваемым красным лейбаком. Гамбургеры, стал быть… И, естественно, кока-кола. Очень полезная для меня еда!
— Воды простой принесите. Иначе окочурюсь раньше времени.
— Что так?
— Аллергия на газировку.
— Туда-сюда ходить не буду.
— Пожалуйста. Очень хочется пить.
Молчит. Смотрит. Потом уходит наверх. Какая-то возня… Наконец вниз на пол моей тюрьмы падает бутылка наполовину наполненная прозрачной жидкостью, а потом люк захлопывается. Добрейшей души человек! Интересно, он лично собирается принимать у меня роды или рассчитывает, что я справлюсь сама? Вдруг в очередной раз накатывает — становится дико страшно. Когда рожала свою тройню — намучалась ужасно. Врачи настаивали на кесаревом сечении — все-таки сразу три плода. Я отказывалась категорически. По молодости, глупости и радикальности настроя. В итоге чуть не отправилась на тот свет сама. И Петьку чуть не погубила — он у меня последним был.
А как теперь? Мой еще не рожденный мальчишка, которому конечно же передались все мои тревоги, начинает крутиться внутри меня, раз за разом ударяя то ли пяточкой, то ли кулачком в одно и то же болезненно реагирующее на это место. Встаю и начинаю ходить, поглаживая малыша и успокаивая его и себя трепотней. Начинаю придумывать и ему и себе новую сказку. Опять про пса Шарика-Бобика, который на этот раз стал участником криминальной истории, но при помощи своего приятеля Деда Мороза выбрался из нее с блеском. Идиотизм? Но в моей ситуации — самое оно. Даже сюжет особо придумывать не надо — вокруг один сплошной сюжет и есть.