Ягодка опять
Шрифт:
Первый раз навещаем Шурку в больнице. Но его очень быстро выписывают. Пуля, как и сказала ему с самого начала Любка, лишь оставила ему на голове след на всю жизнь и все. А мужчин шрамы, как известно, лишь красят. Так что вторичное «посещение» — уже чистой воды поход в гости. Просторная квартира в тихом центре. Старинная мебель. Большая библиотека. Портреты на стенах.
— Это мой отец. А это дед…
Военные. Ничего не понимаю в погонах и прочей военной символике. В школе нашему военруку на НВП так и не удалось вбить мне в голову эти без сомнения полезные знания. Но даже и без них понятно, что Шуркины предки —
— Что ж вы не по военной части пошли? — это Любка интересуется.
Отвечает кратко и как-то так, что расспрашивать дальше не хочется.
— Не мое.
Понять его реакцию не трудно. Наверно, в юности, когда нужно было определяться с будущим, с карьерой, с тем, в какой институт идти, немало пришлось ему пережить и проявить адское упорство, чтобы настоять на своем. В таких вот семьях со сложившейся традицией это всегда проблема. С одной стороны. А с другой — пойди он по проторенной дорожке, было бы ему достичь высоких чинов значительно проще… Но нет. Предпочел свой путь. Уважаю. Действительно сильный человек. И достиг многого. Крупный руководитель серьезной компании… Кто бы подумал, глядя на того Шурку Сенцова, которого в пионерлагере не дразнил разве только ленивый…
Вывод? Он — самая что ни на есть подходящая партия для Любки. Надо ей его хватать и держать покрепче. Но она — сама не своя. Не узнаю просто свою боевую подругу. В гости-то приехать — приехала, а теперь сидит какая-то смурная до крайности. Даже Шурку не дразнит. Неужто все по своему мерзопакостному Жене сохнет? Позже, когда везу ее до дома, выясняю, что не в этом дело. Оказывается совсем другим ее мысли заняты.
— Я тут прикидывала. Есть у меня кое-какие мыслишки по поводу твоего Саши — любителя потрахаться анонимно и без презерватива.
— Люб!
— А что — Люб! Не так что ли?
Так. Но от того не легче. Так что только пожимаю плечами.
— Тогда чего вскидываешься? — внезапно прищуривается. — Да ты никак влюбилась в него, мать!
— Люб! Ну что несешь-то? Когда?
— Дурное дело не хитрое… Значит не расскажешь, не поделишься наболевшим с подругой любимой, единственной?
— Нечего рассказывать.
— Не верю, но ладно. Так вот. Сопоставила я тут все, что ты о нем мне рассказывала. Все его повадки. Желание быть неузнанным. Джип этот, который другому человеку принадлежит. Телефон, в котором антиопределитель включен… Вывод только один.
— Уголовник?
— Дура. Село неасфальтированное. Только с такой как ты его штучки и проходят. Ты вот скажи мне, когда в последний раз телевизор смотрела или в журнальчике светские новости читала?
— Не помню.
— То-то и оно. Ты его не узнаешь, и это ему дико, просто-таки адски нравится.
— А должна узнавать?
— Как пить дать. Уверена, что Саша твой — какой-то публичный человек. Который нахлебался и от папарацци, и от баб, которые спят и видят его женить на себе любой ценой. Может из-за денег, может из-за славы. А тут ты, которая влюбилась не в его бабки или положение, а в него самого. И не отмахивайся, что я не знаю тебя что ли? Так во-от… Гладко рассуждаю? Еще как. Только что-то заигрался он в свою анонимность. Слишком сильно, на мой взгляд. Какой-то дополнительный мотив, чтобы так таиться у него должен быть. А уж какой — не знаю. В связи со всем этим вопрос: хочешь пойти до
Киваю нерешительно. Но Любке на эту мою неожиданную нерешительность плевать. Она уже разогналась как противоминный тральщик — аж над волнами летит.
— Тогда дай мне неделю. По-настоящему известных, узнаваемых людей на самом деле не так много. Актеров и певцов отметаем сразу. Любая баба, даже такая дремучая как ты, большинство из них в лицо все-таки знает. Значит политик из новой волны или чиновник высокого уровня. Ну или крупный бизнесмен, которого тобой шантажировать — одно удовольствие. Особенно, если женат он. Пороюсь в интернете. Поищу такого — от сорока до пятидесяти, темноволосого с сединой, сероглазого, стройного. Вот увидишь — хорошо если всего-то пара десятков экземпляров наберется… Опять-таки стреляли в него недавно. Могли в новостях об этом говорить, если фигура он действительно хоть немного примечательная. Так что — найдем мы его, Надь. Даже не сомневайся.
— И что потом?
— Суп с котом, блин! Как поймем, что с ним не так, тогда и думать будем.
А еще одним днем позже на моем горизонте неожиданно возникает мой бывший муж. Звонит и сообщает, что хочет со мной встретится.
— Зачем?
— Разговор есть. Или ты теперь будешь общаться со мной только через адвоката?
— Наверно, это был бы разумный шаг. Но…
— Тогда просто набери мне, когда в следующий раз выберешься в город из этих ваших «Нью-Васюков»… Только не тяни. А то знаю я тебя…
Ну да. Еще б не знать. Как-никак 27 лет вместе…
Встречаемся через пару дней в тихом ресторанчике в центре. Не могу сказать, что рада этой встрече. Все еще слишком больно видеть его. Он уже сидит за столиком, когда я вхожу в зал. Пока официант ведет меня к нему, не отрывает глаз от моего живота. На лице довольно-таки неприятная ухмылка.
— Значит не показалось Светке…
Удивленно поднимаю брови, и он решает объясниться:
— Видели мы тебя в прошлую субботу в театре. С этим твоим Всеволодом Гарлицким. От него ребеночек-то? Тогда понятно, чего он так носом землю роет, бабки из меня трясет. Все, что вытрясет — ему и достанется.
— Это не его ребенок.
— Так ты что ж, мать, пустилась во все тяжкие?
— Если и пустилась, то после развода, а не до него. Как ты, например.
Смотрю на него в упор. На лице у Игоря все та же малоприятная улыбка. Но возразить, похоже, нечего. Остается только усмехаться со значением и грязноватым намеком во взгляде. Неужели с этим человеком я прожила столько лет, родила от него детей, любила его, заботилась о нем?.. Какая все-таки непростая штука — жизнь.
— О чем ты хотел со мной поговорить? Все что было можно, мне твоя супруга нынешняя уже высказала.
— Она может. А я особо говорить не собирался. Посмотреть любопытно было на писательницу известную. В очень узких кругах. Видел, видел я твою книжицу. Каждая твоя подружка мне ее под нос подсунуть норовит. И как? Имеет успех? Хоть кто-то кроме твоих приятельниц ее купил?
Киваю слишком злая для того, чтобы просто заговорить. Увидев, что задел меня, мгновенно делается благодушным.
— Врешь, небось. Ну да мне не больно-то дело до этого есть. Кстати, ты растолстела.
Вот ведь дрянь какая! Удержаться от ответного выпада просто не могу.