Якорь в сердце
Шрифт:
Негнущимися пальцами Густа записывала замечания майора и с тоской думала о своем неуютном кабинете в управлении милиции, где все же не дул ветер. Рядом сердито лаяла и дергала поводок розыскная собака, и лай мешал расслышать слова майора.
— Здесь стояла вторая машина — наверное, замеченный свидетелями самосвал, — указал Низуль на следы на влажной земле. — Отметьте, что у левой передней шины почти совсем стерся протектор, на нем овальная заплата… Следы троса, — он указал на борозду на коре дерева. — Можно предположить, что преступники, экономя время, опрокинули машину при помощи троса… Старый прием, — пояснил он свидетелям, — если в вашем распоряжении есть еще один автомобиль. Резко рвануть в сторону — и машина вверх ногами. Тогда можно спокойно снять шины. Это ясно?
Пенсионерам это было в общем ни к чему, но они на всякий случай кивнули. А Густа мысленно прокляла свою женскую судьбу: «Каждый день говорят о равенстве, а признают его лишь раз в году — Восьмого марта, когда заставляют нас пить наравне с ними. Зато в остальное время мы по-прежнему выполняем все так называемые женские обязанности. Почему, например, я, эксперт с дипломом, должна выступать в роли личной секретарши майора? Пусть пишет сам или же поручит сержанту!..»
Однако выразить свой протест вслух Густа не успела, так как Низуль, переведя дыхание, заговорил опять.
— Идя по следу, оставленному тросом, я приблизился к куче гравия… — Майор остановился, нагнулся, набрал в горсть камешки и оглядел их. — Гравий резко отличается от покрытия дороги. Можно заключить, что замеченный свидетелями самосвал оставил здесь часть своего груза, чтобы освободить место для шин. И если бы удалось установить, откуда взят этот гравий…
Наконец-то Густа смогла вмешаться. Даже не пытаясь скрыть свое превосходство, она заявила:
— Это элементарная задача. Каждый гравийный карьер обладает своим, особым составом минералов. Подержите блокнот, и я возьму образец для исследования.
— …Вот здорово, что вы приехали, — жалобно говорил дежурный капитан в управлении милиции. — Я тут битых два часа промучился с одним психом. Примчался, понимаете ли, нашумел, рыдал, рубашку на себе рвал: он, мол, своими руками убил любимую жену. Я, конечно, стал писать протокол: мало ли убийц горько сожалеют о содеянном? Потом позвонил, проверил — а жена его, оказывается, мирно скончалась в больнице, свидетельство о смерти подписало двое врачей, один — даже заслуженный деятель, профессор… Тогда этот — Артур Бритынь — сменил пластинку и заявил, что украл санитарную машину и на этом основании заслуживает виселицы. Взяли его на экспертизу — нет, хотя и выпил, но уж никак не до белой горячки. Я ему — расскажите все по порядку, а он знай себе одно: судите за убийство, и все тут, а предателем он, мол, не станет и никого закладывать не собирается… Едва удалось напоить его снотворным и отправить домой.
Майор слушал вполуха. В ожидании результатов анализа гравия он то и дело поглядывал на часы и нервничал.
— Ну, Густа, покажи свою оперативность, — вместо ответа пробормотал он. — Только бы они не догадались сменить шины…
Наконец дверь распахнулась. Победно сияя, Густа воскликнула:
— Товарищ майор, гравий из Гаркалне! Я с ними только что созвонилась. Вчера в карьере работало тридцать машин, все — самосвалы. Я предупредила начальника гаража, чтобы сегодня направил на работу те же самые.
— Молодцом! — похвалил майор. — Ты у нас настоящий парень!
Этот комплимент вызвал у Густы лишь гримасу. Но дуться всерьез сейчас не было времени — приходилось лезть в машину и ехать на карьер.
На развилке дорог майор велел остановиться.
— Идите на место происшествия и подготовьте почву, — отдал он сержанту не вполне ясное распоряжение.
Сержант поглядел вверх. Небо было ясным.
— Да вот дождя вроде бы не предвидится. А там, если не ошибаюсь, ни речки, ни лужицы…
— Склероз! — воскликнул майор и сердито хлопнул себя по лбу. — Забыть такую деталь!
Он торопливо выбрался из машины. У обочины стояли два больших молочных бидона, подле них деревенская тетушка ожидала попутной машины в Ригу. Сунув ей деньги, майор возвратился с бидоном в руках. На его лице, обычно невыразительном, было озорное выражение.
— Чуть было не допустил грубой ошибки. Забыл, без чего нельзя сварить уху.
— Уху? — удивилась Густа.
— Нужна жидкость. О рыбе нам заботиться не надо, она сама прыгнет в котел.
У ворот карьера их уже ожидал начальник смены.
— Наконец-то, — облегченно вздохнул он. — Преступников ловить, конечно, тоже важно, но только у меня план. Сколько, по-вашему, могу я держать экскаватор в простое?
— Машина с вулканизированной покрышкой прибыла?
— Да. Могу показать вам, который Кактынь.
— Спасибо, я уж как-нибудь сам найду.
Низуль приблизился к веренице грузовиков, выстроившихся перед неподвижным экскаватором.
— Мне нужны свидетели для проведения осмотра. Вот хотя бы вы, — кивнул он ближайшему шоферу, затем внимательно огляделся. — И вы, — обратился он к рослому водителю машины, стоявшей третьей в очереди. — Как вас зовут?
— Петер Кактынь, — неохотно ответил парень.
— Очень приятно. Ну, поехали.
— Товарищ начальник, да я сегодня еще ничего не заработал, — попытался возразить шофер.
— Ничего, ваше от вас не уйдет, — двусмысленно ответил майор, забираясь в кабину. — Покажу дорогу…
Заметив приближающиеся машины, сержант вылез из придорожных кустов и, недолго думая, вылил на дорогу все содержимое молочного бидона.
— Остановите! — приказал майор Кактыню и высунулся из окошка. — Нет, еще чуть вперед. Так, хорошо.
Все вылезли и направились к машине «скорой помощи», которая все еще лежала на старом месте и при дневном свете выглядела еще более жалкой. Густа нечаянно оглянулась и вдруг поняла, что именно крылось за сложными маневрами майора: рядом со вчерашним, уже затвердевшим следом на увлажненной молоком земле появился новый, как две капли воды похожий отпечаток, с той же характерной лысиной протектора и овальной заплатой. И оставлен он был машиной Кактыня.
— Попытаемся восстановить обстоятельства происшествия, — говорил тем временам майор. — Один преступник приехал на угнанном ЗИМе, другой — на самосвале и остановил его здесь… — Он вытянул руку и искусно изобразил величайшее изумление: — Это еще что? Может быть, Кактынь, вы скажете — какой из этих следов принадлежит машине преступника, а какой — вашей?