Якорь в сердце
Шрифт:
Неужели это понимание пришло столь внезапно? Вероятно, нет. Оно крепло мало-помалу, начиная с того торжественного дня, когда на плечи Перова вместе со звездочками лейтенанта легла ответственность за поведение и действия матросов. Он не боялся этой ответственности и все же сознавал, что новые права в первую очередь обязывают его самого соблюдать дисциплину. Иначе он не сможет воспитывать подчиненных и ему придется признаться себе, что он выбрал неверный жизненный путь.
Моряком Алексей стал по настоянию отца, полковника, который с 1947 года жил и служил в Витебске. Город отцу не нравился. Служба в провинциальном гарнизоне — и того меньше, однако от ухода на пенсию Георгий Перов, уже совсем седой, упрямо отказывался. Ему хотелось подольше оставаться в строю. В свое время он сделал быструю карьеру. За четыре года войны младший лейтенант превратился в подполковника. Все хвалили его за смелость, за распорядительность. Теперь на повышение он уже не рассчитывал. Беда была в том, что Перову-старшему не хватало образования. За его плечами было всего семь классов.
Зато его сыновья должны были непременно достигнуть той вершины, на которую сам полковник так и не сумел подняться. Старший категорически отказался: он увлекался художественной литературой, историей, философией и о военном училище и слышать не хотел. Вот что значит доверять воспитание матери!.. Младшего отец ни о чем не расспрашивал, взял и послал в суворовское училище в Ташкент.
Как ни странно, Алеша не скучал по дому. Ему нравился красивый южный город, нравилось по воскресеньям разгуливать в форме по цветущим паркам, ловя на себе завистливые взгляды мальчишек.
Угнетало его другое — он не мог ни минуты побыть наедине с собой. Нет, ему нечего было скрывать от товарищей или воспитателей. Просто необходимо было время от времени чувствовать, что он сам себе хозяин: может не спать, когда другие спят, повернуться налево, когда остальные поворачиваются направо, читать книгу, когда все отправляются на занятия по физкультуре, или же наоборот. Но и такая крохотная свобода была для него запретной: надо было спать в общем помещении, раздеваться и мыться в общей бане, вставать по общей команде и в предписанное время вместе с другими ложиться отдыхать. И самое страшное — он не видел никакого выхода. За суворовским последовало военное училище, затем служба в части, где также все идет по регламенту. Даже теперь, когда Алексей Перов стал старшим лейтенантом и помощником командира катера, ему приходится жить в одной каюте с механиком. Мало того, в своем собственном доме он постоянно должен быть готов к тому, что в середине ночи его может разбудить посыльный и придется нестись в бухту.
В молодости эта зависимость от чужой воли душила инициативу Перова. Чего он только не делал, чтобы доказать: он — человек со своей индивидуальностью. В суворовском ему казалось, что этому помогут успехи в спорте. Когда в беге на 800 метров Перову удалось вырваться вперед и лететь к финишу в гордом одиночестве, сердце его ликовало. Если во время футбольного матча он забивал решающий мяч и восторженные товарищи бросались на шею, ему казалось, что он совершил подвиг. Постепенно спорт превратился в серьезное увлечение. Правда, Перова критиковали за склонность к индивидуализму, но в команде он был центральным нападающим и лучшим игроком. В прошлом году ему предложили даже должность на берегу, чтобы он мог регулярно тренироваться. Но Перов отказался. На это были свои причины.
Морские просторы всегда побуждают к размышлениям. В долгие часы спокойной вахты, глядя на однообразно шумящую воду, Перов спрашивал себя: почему он завидует брату? Потому ли, что он один из руководящих партийных работников республики? Конечно, нет. Вероятно, тут дело в том, что он достиг чего хотел, осуществил свои мечты и живет, работает с максимальной нагрузкой и чувствует, что находится на месте. Выполнять работу как можно лучше — это во власти каждого. Значит, и во власти его, Алексея Перова. Он отдавал все силы воспитанию команды, стремился, чтобы корабль стал отличным.
Все как будто шло хорошо, задуманное было близко. И вдруг случай со старшим матросом Крутилиным перечеркнул все эти надежды.
Узнав, что в конце месяца он будет демобилизован, Виктор Крутилин, любимец всей команды, принялся энергично собираться в дорогу. Он попросил разрешения купить в городе чемодан, но вернулся с пустыми руками, пьяный. И надо же, чтоб это случилось именно в тот момент, когда на катер прибыла для проверки комиссия из штаба округа.
Сегодня они несли вахту в одной смене. Перов взглянул на Крутилина, который, казалось, клевал носом у радиолокатора. На экран нужно было смотреть через муфту, края которой были обиты мягкой резиной, как очки мотоциклиста. Почему-то Перов никак не мог избавиться от подозрения, что, прислонив голову к муфте, матрос просто-напросто спит. Перов упрекнул себя в несправедливости — один проступок еще не дает права не доверять человеку. И все же он решил проверить свои внезапные подозрения — стоит ли рисковать?
Он сделал шаг в сторону Крутилина. В тот же миг Крутилин выпрямился и взглянул на Перова.
— Товарищ старший лейтенант, может, вы сами посмотрите? Гляжу-гляжу — никак не пойму. То ли есть, то ли нет…
— Что вы тут мямлите? — недовольно поморщился Перов. — Докладывайте ясно и четко, как подобает военному моряку!
Крутилин доложил:
— На севере, в секторе ноль пять градусов, на расстоянии около четырех миль наблюдается объект. Видимость плохая.
Старший лейтенант склонился над локатором. В первый момент он ничего не увидел. Луч медленно скользил по чистому полю, не встречая на своем пути ни малейшего препятствия. Он отрегулировал яркость и еще раз посмотрел на указанный матросом сектор. Действительно, там что-то вспыхнуло, словно крохотная опрокинутая запятая. На следующем круге стрела ничего не показала. А потом снова обозначилась запятая. Ясно, что это было не судно. Но что? Может, лодка, которая вздымалась и проваливалась на волне? А может, радиолокационные помехи?
Первое предположение казалось наименее вероятным — кто мог на лодке выйти в море в такую погоду. Объявить тревогу и выловить курам на смех пустую бочку из-под селедки — нет, это безумие. Но если под прикрытием волн к берегу или в сторону моря действительно крадутся нарушители? Ведь это исключительная возможность показать, на что способна команда. Перов не мог забыть происшествия с Крутилиным.
Сойдя вниз, старший лейтенант на мгновение задержался у дверей своей каюты. Оттуда доносились голоса. Все ясно: у механика сидит начальник поста технического наблюдения, возвращающийся на остров из служебной командировки. Может, их тоже позвать к локатору? Варшавский хорошо знает аппаратуру.
Перов махнул рукой — для механика это ведь первый рейс, а у начальника поста Игоря Варшавского довольно своих забот.
У старшего лейтенанта Игоря Варшавского стряслось большое горе. Ему было просто необходимо разделить его с товарищем. Обычно Варшавский курил мало, затягивался сладким дымком сигареты после сытной еды или отгонял никотином сон на длинном ночном дежурстве. Но сейчас он курил одну папиросу за другой, точно надеялся унять табаком душевную боль. На катере Варшавский был пассажиром. Давно вошедшее в кровь правило не курить там, где спят, тяготило его. И поэтому Варшавский то и дело предлагал хозяину каюты:
— Ну давай закури, друг! — И подвигал свой портсигар Антону Лудзану. — Поговорим о жизни.
У механика слипались глаза.
— Сам знаешь, не курю!
По-русски Лудзан говорил почти без акцента.
— Значит, осуждаешь! — Варшавский грустно покачал головой. — Да, теперь все перестанут меня уважать.
— Отчего же? — пытался утешить его механик. Лейтенантские погоны на нем были еще совсем новенькие. — Кури на здоровье! Ты тут гость, так сказать, пассажир. Кто тебе может отказать в удовольствии?