Яма
Шрифт:
Смотрел на улыбающуюся и тараторящую без умолку Кузю, мимоходом недоумевая, что же именно вызывает такие сильные эмоции? Ведь с первого взгляда не терял речи от ее красоты неземной. Ему даже волноваться не пришлось, пока она, мелкая авантюристка, рот свой не открыла. Воспринял ее тогда, как любую-другую симпатичную девчонку — объективно. Потом уже понеслись все эти ощущения…
Возможно, причиной его помешательства являлось то, что Ника не умела держать язык за зубами и впадала из крайности в крайность. Вела себя либо слишком развязно, либо чересчур миленько, озвучивая самые обыкновенные слова. Крутые переходы этих состояний ок стремился отслеживать с одержимым вниманием.
Co временем устаканилось ощущение, что краше нее на свете нет. Лучше нее — нет. Плюшка — Вселенная. Все другие — безликие зрители.
Раз за разом, с несменной методичностью, при виде нее дыхание перехватывало.
— Поедем, Сереж?
Глянул на облепленную галдящей толпой скамейку. Разнобой голосов врывался в их с Кузей разговор и тут же обесценивался в слепом одностороннем интересе.
— Поедем, конечно.
На пляже, заполненном огромным количеством людей, еще проще погрузиться в свой обособленный мир. Скинув футболку, Сергей разулся и подкатил штанины джинсов до середины щиколоток. Неугомонная Доминика следом за ним бросила в багажник автомобиля сандалии и собрала волосы в забавный высокий пучок.
— Слышишь эту песню, Сереж? — пришлось впустить в сознание играющую в пляжном баре музыку. — Обожаю ее, — сообщила Кузя, пританцовывая. — А тебе как?
— Ну, такое…
— Одним словом, "фуфло"?
Усмехнулся, не отрывая от нее взгляда. Восточные мотивы совершенно не в его вкусе. Разве скроешь, когда аж зубы сводит и реально тошнит?
— Мне нравится, как ты под это "фуфло" танцуешь.
Если не врать, на этом все. Плюшка умела красиво двигаться, этого не испоганят даже все эти отвратительные причмокивания, "кис-кис", "шиширип-шиширип". Подпевая исполнителю, Ника, не скрывая восторга, умилительно гримасничала. В такт мелодии двигала плечами и виляла бедрами, забывая о критической длине своего сарафана.
"Оки, ладно. Не страшно. Здесь и так все в трусах…"
Серега старался не напрягаться. Но напряжение само напрягало Сергея. В паху снова мучительно заныло. Только ведь недавно отпустило, благодаря смелости некоторых старух, гуляющих по пляжу под видом грибов-боровиков в соломенных шляпах и открытых купальниках, исчезающих при ходьбе в мягкой телесной массе.
— Давай вместе.
— Что?
— Танцевать, — кружась, сложила губы "уточкой".
— Нет.
— Ни за что на свете?
Тут он, должен признаться, заколебался. Фантазия мгновенно подкинула заманчивые варианты дальнейшего развития событий. Ругнувшись матом, пришлось сместить взгляд и выцепить из толпы пару "боровиков". Внутри все потухло. Жить расхотелось от таких методов.
"Ну, долбанная Плюшка, чё уж…"
Записал на ее счет.
— Ника, — предупреждающе окликнул, снова обратив внимание на свою подруженцию.
— Алеся писала, ты обалденно танцуешь сальсу.
— У нее бред. Поплохело от резких смен температурных режимов.
— Сережа!
— Что, Доминика? — саркастически улыбнулся.
Внутри колотило, как ни боролся с наплывом эмоций.
"Трудно…"
"И все же, ну нафиг этих "боровиков"!"
Лучше уж "отстегнуться" из-за недостаточного поступления крови в головной мозг. В любом случае эрекция рядом с Кузей неизбежна. Не смотреть же ему все время в сторону. Да что уж, порой и без визуального восприятия, только от звуков ее голоса, у Града на теле все волоски дыбом встают и носятся эти убогие, как их называет Леська, мурашки.
Шагнув ближе к девушке, поймал ее в кольцо своих рук.
— Стой. Не рыпайся, кувшинка.
— Почему еще "кувшинка"? — без восторга приняла новое обзывательство с его стороны. — Не самый красивый цветок. Такой… — скривившись, показала язык.
— Какой?
— Простой.
— Красивый, — перебил ее Градский, удерживая зрительный контакт. — Красивая ты. В этом платье и с такой прической — похожа очень.
— Комплимент — бомба, — и покраснела. — Огонь прям!
Такая реакция вызвала у Сергея смех.
— Что ты смеешься? — возмутилась Кузнецова. — Да чему ты так радуешься? — распалилась, ведь он никак не унимался.
— Радуюсь, что без "фака" обижаешься. Прогресс у нас.
— У меня руки заняты, — оправдалась, поглаживая пальцами его коротко стриженый затылок.
И, не сдержавшись, тоже улыбнулась.
Серега хотел ей что-то еще сказать, озвучить оккупировавшие его воспаленный рассудок закопченные от перегрузки мысли о том, что она самая-самая, рассказать, что у него от нее — просто дым из ушей… Но грудь стянуло спазмом, горло перекрыло — ни одного слова не выжал.
Почувствовал себя кем-то из тех существительных, которые ему так часто приписывал отец. Додик, дебил, валенок… Только отец, Сергею хотелось верить, беззлобно его так называл, в силу своего вспыльчивого характера. Он же ощутил касательно самого себя настоящую злость.
Ни украсть, ни покараулить[3]… Стоял и, словно слюнтяй, тупо смотрел на замершую в ожидании Нику.
— Я на тебя запал, Кузя, — произнес со всей серьезностью, перекладывая эту информацию из своего сознания в ее.
"Ну, п*здец, второе приветствие…"
И хр*н с тем, что у него после этого признания грудачину болью свело. Прозвучало, один х*р, ужасно тупо. Приподняв брови, Плюшка приняла растерянный вид, сигнализируя ему, что эта никчемная фраза с ней не прокатила.
"Я болен тобой!"
Вот, что было бы правильно озвучить. Ибо так загоняться, тупить и мямлить можно только в предсмертной агонии.
— О-о-о, — выдохнула она, складывая свои сладкие губы в самую сексуальную букву алфавита. — Вот под эту песню ты обязан со мной потанцевать.