Яма
Шрифт:
Прошел год с тех пор, как он окончательно вернулся в Одессу, и примерно столько же, как приступил к работе в Приморском РОВД[2], оставив в Киеве приобретенные возможности и знакомства. Двенадцать месяцев срочной службы по призыву и три с лишним года работы в столичном спецподразделении "Сокол" успели вытесать из Градского другого человека. Во всяком случае, так он сам ощущал.
Изо дня в день он следовал за взращенным в закаленном на выживании организме чувством долга: перед отцом, матерью, сестрой, а после и родиной, в конце концов. Именно им руководствовался
Страхи с течением времени рассеялись, хотя все вокруг твердили, что их терять, как раз, не следует. Только как, если не получалось? Человеческий организм — самая странная штука в природе. При достаточном цикле повторений он был способен адаптироваться к любым ощущениям. Сравнимо с физической тренировкой: боль, дискомфорт и усталость присутствуют только в период первых нагрузок. После стабильного режима пронизывало крайне редко и вполне осознанно.
Родной город тянул назад. Не семья, не друзья, не знакомые… Непонятным рядом навязчивых ощущений манил именно город. Видимо, пришло время признать то, что, казалось, безрезультатно вдалбливали в школе: малая родина — часть тебя самого.
Когда же мать, давя своими извечными переживаниями на то же гипертрофированное чувство долга, попросила перевестись из "Сокола" в более мирное подразделение, принял решение с равнодушной готовностью.
Выживание — это особая формула, для стабильной работы которой нужна постоянная мотивация. Стимулом для Градского стала семья. Когда желание жить возродилось, принял ответственность за спокойствие своих близких.
Шесть лет, на самом деле, не являлись какой-то значительной величиной, но внутреннее чувство меры Сергея в любом контексте эту цифру воспринимало равносильно "много лет назад". А еще оно любило смехотворное глобальное выражение — "в прошлой жизни".
Потребность в никотине зашкаливала.
В передатчике, прерывая посторонние шумы, уверенно звучал грубоватый голос Титова.
— Мне пос*ать на твою силу. Пос*ать на твои разглагольствования. По*расть на то, какую веру ты исповедуешь. Даже если ты братаешься с самим дьяволом, — мрачно заявил ок центральному злу — морскому полубогу Павлу Исаеву и по совместительству безумному отцу своей жены. — Отдай мне Еву, как обещал.
Град понимал, что без девушки Адам не уйдет. Положение Титова для него было незнакомым, а вот эмоции… Они оказались осязаемыми. Всколыхнули внутри нечто такое, что Сергей предпочитал бы никогда не ворошить.
— Иди сюда, Эва, — произнес Титов, разительно меняя интонацию голоса. Прозвучал так же решительно, но в то же время с разрушающей преступную статику нежностью. — Иди ко мне, девочка.
В эфире затянулась пауза, во время которой Градский успел мысленно проложить путь к оставленным в машине сигаретам. Цепь навязчивых психо-зависимых импульсов прервала короткая череда рубящих сигналов:
— Точка. Горд. Сейчас.
Выставив в воздух слабо сжатый кулак тыльной стороной к командиру группы "Сокол", Сергей начал отсчет: три, два, один…
Титов лишь несколько часов назад
Ее местоположение определили на втором этаже, исходя из этого автоматчики смогли открыть прицельный огонь по стеклоблокам первого, отсекая от окон вероятных противников и прокладывая пути проникновения в здание бойцов отряда. Работающие на торцах здания снайперы убрали тех, кто, препятствуя продвижению группы, рискнул открыть ответную стрельбу.
Закинули в зияющие прорехи дымовые шашки и несколько гранат.
Стремительно пошла в наступление первая штурмовая группа. В это же время с крыши здания по альпинистскому снаряжению спустились "фасадники" и, пробивая окна, ворвались на второй этаж.
Градский взбежал по перекладине и проник в здание за второй штурмовой группой.
— Вы окружены. Работает спецназ. Сопротивление бесполезно, — выработанным профессиональным тоном заговорил в рупор. — Оружие на пол. Всем лежать мордой в пол. Руки за голову.
Умеющие адекватно оценивать расположение силовой мощи, опустились и замерли в указанном положении. Но без суматохи, как и в любой другой спецоперации, не обошлось. Среди противников нашлись и люди с больными амбициями, и просто слабые особи, в стрессе поддающиеся панике. Пытаясь прорваться к выходам, они бросились силовикам наперерез и один за другим были остановлены огнем.
Держался только Павел Исаев, замерший на металлическом помосте между дочерью и ненавистным зятем.
— Адам… — окрик девушки прозвучал негромко, но вместе с тем крайне пронзительно.
Разгневанный монстр, верша непонятную для нормального отца месть, схватил Еву за плечи, дернул на себя, а после стремительным движением перебросил через перила металлического помоста.
Юбка и подъюбники свадебного платья разлетелись вокруг хрупкой фигуры девушки, словно покрывало. Рассекли воздух, вибрируя в нем всполохом звуковых колебаний и шорохов.
Душераздирающий крик — последнее, что пронзило воздух, перед тем как она провалилась в огромный чан со свежей свиной кровью. Титов прыгнул с помоста следом, без каких-либо внешних колебаний.
Стоящие близ Исаева боевики на миг утратили возможность анализа произошедшего. К нему, действуя с расчетливой и холодной яростью, прорвался Градский. В две подсечки жестко завалил мужчину на помост. Вывернув руку за спину, вжал лицом в металлическую решетку.
— Лежать, сука! Башку проломлю, — надавил ботинком. — Лежать, сказал! А то без мозгов оставлю.
Подоспевшие бойцы зафиксировали мычащего и сопротивляющегося Исаева. А Град, машинально оттянув баллистические очки на шлем, бросился к чану. Быстро взбежав по металлической стремянке, увидел вынырнувших на поверхность Титовых. Жадно заглатывая воздух, они ошеломленно смотрели в окровавленные лица друг друга.