Яма
Шрифт:
— Привет, мам.
— Привет, привет… — продолжала улыбаться мать. — Чай будешь? — щелкнув кнопкой на электрическом чайнике, спохватилась, рассеянно мазнув взором по неловко переминающейся с ноги на ногу девушке. — Хорошо, Солодко! Ставлю вам "четверку", — сделала в зачетной книжке соответствующую запись.
— Спасибо большое, Валентина Алексеевна! До свидания!
— До свидания!
По пути к выходу девушка несдержанно метнула взгляд на прислонившегося к стене Градского. А заполучив лениво отмеренное ответное внимание, со смущенной улыбкой выскочила из помещения.
— Спешишь, как обычно? — спросила мама.
— Работы много.
— Понимаю, — кивнув, поставила чашку с чаем на конец стола. — Смотри, горячо, — предупреждение вырвалось совершенно неосознанно.
В двадцать семь лет Град, безусловно, и сам понимал, что две секунды назад заваренный чай — горячий. Не спешил подходить.
— К Вере поедешь?
Кивнул.
— Не забыл, что в субботу Леся с Айдыном и Катенькой возвращаются? Поужинаем?
— Помню.
Впервые сестра призналась ему, что испытывает чувства к недоступному для нее человеку, когда он вернулся из армии. А буквально месяц спустя объект ее тайных грез проявил настойчивость и склонил чашу весов в свою сторону. Леська выложила все Славику и, наконец, сбросила с плеч этот восьмидесятикилограммовый балласт.
Градские-старшие перемену в семейном составе приняли с выдержанным спокойствием. Отец, конечно, поморщился при виде нового зятя, но смолчал. Серегу и самого слегка удивил выбор сестры. Да и имя не сразу запомнил — Айдык Кылыч. Двухметровый амбал-турок с плечами шириной, как пролив Гибралтар, и квадратным, как у героя Футурамы[1], лицом.
После знакомства Николай Иванович с невозмутимым видом открыл бутылку виски, с жадностью поглотил за раз грамм семьдесят, а после пробурчал с напускной сердитостью:
— Потерпим и Аладдина, лишь бы она, наконец, счастлива была.
В том, что "Аладдин" по уши втрескался в Леську, не сомневался даже Град. Это, как говорится в народе, было заметно по глазам. А уж когда Алеся без всяких ЭКО и прочих стимуляций забеременела и благополучно родила Катьку, Айдына в семье полюбили крепкой и настырной "градской" любовью.
Серега за сестру не то чтобы радовался, он ею был горд до вершины горы Эверест. Причем туда и обратно, и снова наверх.
Только вот нестыковка… Утешившись счастьем дочери, семейство Градских замерло в ожидании, что и у Сергея все сложится. Потому все, включая по- прежнему периодически бубнящего о брошенной на произвол империи отца, скоропостижно обрадовались его затянувшейся интрижке с Ириной — одним из психоаналитиков, работавших с Сергеем после аварии.
— Ты, конечно, не мог ее не тр*хнуть. Ну, ясно-понятно, она ведь женщина. Хорошо, что второй мозгоправ мужчина, а то не обошлось бы без конфуза, — не удержался от своих убойно-саркастических рассуждений отец.
В действительности, в "новой жизни" Сергея странным образом тешило это его неизменное ворчание. Было бы неприятно, если бы начал осторожничать, жалеть и опасаться поддеть плотину.
Жизнь летела, как когда-то…
— А ты… Один будешь? — с робкой, плохо скрываемой надеждой спросила мать, возвращая его в реальность.
Подобные бесхитростные приемы не впервые использовались ею. Серегу они не беспокоили и вообще никак не задевали. Он просто знал, что никогда не приведет Ирину в родительский дом. Незачем — вот и все.
— Как всегда.
— Хорошо, — быстро согласилась мать, будто от нее в этом вопросе что-то зависело.
На самом деле, чтобы там отец ни транслировал относительно его нездоровой тяги к женскому полу, изначально Град Ирину Геннадьевну Окунь в сексуальном плане не рассматривал. Она вытянула из его нутра столько грязи и мерзости, трудно было в глаза смотреть, не то что опускаться ниже.
Но годы спустя мрачные детали и некомфортные ощущения размылись. Все "прошлое" обесценилось и утратило важность, оставив после себе лишь пустую оболочку. Жизнь столкнула их на каком-то скучном городском мероприятии. Выпили, Окунь разболталась, придвинулась ближе, сменила взгляд с заинтересованного на томный, и… закрутилось. Действовали быстро, бурно и абсолютно инстинктивно.
Градский задержался в постели Ирины, потому как для него эта связь оказалась удобной. Не приходилось ей растолковывать элементарных для него и непонятных для других вещей. Говорить, порой, вообще не требовалось. Шансов на какие-то иллюзии у Окунь просто не было. Она знала, что он изнутри выгорел. Понимала, что его интерес к ней не живой, а чисто животный. Как-то обтекаемо и сама Ирина однажды заявила, что ей на Града тоже индифферентно, мол, после затяжного развода она ребенком живет.
[1] "Футурама" — американский научно-фантастический сатирический мультсериал, созданный авторами "Симпсонов".
24.3
— Дядя Град!
Вера много раз объясняла сыну, что подобное обращение неправильно, но Данька с малых лет больше опирался на то, что слышал из разговоров между взрослыми, чем на то, что ему, как несмышленышу, пытались навязать с паузами и расстановками. Потому и говорил: либо "Сергей Град", либо, испытывая терпение стремящейся к непонятной идеальности матери, добавлял лишь приставку "дядя".
— Дядя Град!
Направив взгляд к потолку, девушка планомерно перевела дыхание. Заведя руки за спину, развязала фартук. Отложив кухонный аксессуар, убавила температуру духового шкафа, оставляя мясо еще на десять минут потомиться.
Появилась в гостиной в тот момент, когда впустивший в дом Градского Данька сходу запрыгнул к нему на руки. Сергей приезжал к Карповым крайне редко, буквально пару-тройку раз в год, но, каким-то невообразимым образом, для пятилетнего сына Веры являлся бесспорным авторитетом.
— Я получил твой подарок, дядя Град! Это так круто! Ни у кого из моих друзей нет такой большой железной дороги! Она не поместилась даже в моей комнате. Нам с мамой пришлось разложить ее в подвале.
День рождения Данила праздновали четыре дня назад, но Градский никогда не приезжал в календарную дату. И Вера понимала, почему: невзирая на внешнюю сдержанность, общество Карповых-старших ему претило. Поэтому он и отправлял сначала подарок, а позже уже, предварительно состыковав с ней день и время, приезжал сам.