Яма
Шрифт:
— Езжай осторожно.
— Я всегда осторожен.
Это являлось чистой правдой. После аварии внутри него много чего разбилось и срослось неправильно, но страха садиться за руль не возникало никогда. Он знал, что делает. И Ирина, как человек, выслушавший его исповедь "от" и "до", это понимала. Ей просто хотелось задержать Градского, переброситься еще хотя бы парой фраз.
— Если захочется поговорить, ты знаешь, где меня найти.
Больше нет… Он для себя все решил. Не придет, чувствовала.
— Прощай, Ира.
— Прощай, Градский, — ее мелодичный профессионально поставленный голос почти не дрожал.
Он вышел, не оглядываясь.
Глава 27
Мне как-то завидно, что я забыл тебя забыть…
По принципу простейшего закона сохранения энергии легко объяснить, что эмоции, будучи энергией, невозможно спрятать или перебороть. Их можно подавить, но они еще долго будут жить глубоко внутри человека. Неотреагированная эмоция впоследствии может стать источником реальной физической боли.
Градского душило чувство ревности. За прошедшие с корпоративного юбилея тягучие, как резина, дни чего он себе только не представлял. Есть вещи, о которых нельзя даже думать. Но воображение будто существовало своей собственной жизнью: подсовывало и подсовывало выедающие его мозг, словно кислота, видения.
Если бы Град хотя бы не был знаком с этим долбаным вымеском Савранем… Сам слабо понимал, по каким неизведанным причинам не может простить себе того, что до встречи с Доминикой не знал его семейного положения. Будто это что-то меняло! Подобные вещи ведь никогда не волновали. Весь базар-вокзал развернулся в его голове, конечно же, из-за Плюшки.
"Снова она…"
"Всегда была только она".
Пару дней назад решился найти ее в сети. Ника всегда являлась большим любителем фотографироваться и выкладывать что ни попадя на свои социальные страницы. Сергей это помнил, но все же тело будто жаром обдало, когда увидел изобилие постов и снимков. Как одержимый сталкер, проследил всю жизнь Плюшки с разных ракурсов. Наткнулся там, конечно, и на гребаного урода Олега.
Эти двое с похожими слащавыми улыбочками в обнимочку- идеальная парочка…
А ведь когда-то Кузя постила фотографии с ним. Проверил: снесла все. Ничего не оставила. Он-то шесть лет назад аккаунт забросил, она удалила только его.
Щелкнув шариковой ручкой, перевел взгляд на Мишу Руденко. Тот сосредоточенно читал и торопливо вносил правки в открытый на ноутбуке текстовый документ.
— Миша, какое у тебя семейное положение?
— В разводе, — буркнул так неохотно, что моментально понятно стало: не настроен об этом распространяться.
— Давно?
— Официально полгода. А что?
А то, что Градский ни черта не знал о своих сотрудниках, сознательно не вступая с кем-либо из них в личностные отношения.
— Савраня помнишь? Того, которого в "дежурку" после ранения перевели.
Градский постарался. Спихнул с глаз, просто потому, что не имел желания продолжать работать с неврастеником. После государственных переворотов в две тысячи четырнадцатом попасть на службу в полицию стало проще. Появился определенный алгоритм, с которым физически крепкий педагог-физкультурник Саврань, отслужив "срочную", отлично справился.
Сложнее было в органах задержаться.
Олег крайне эмоционально реагировал на все, что поступало в "уголовное" на работу. Для среднестатистического гражданина обширная эмпатия являлась практически нормой, для опера — недопустимой помехой. Град еще по-божески с Савранем обошелся, не расписывая в рапорте всех тех бестолковых эмо-трюков, что он вытворял при штурме. В "дежурке", Сергей слышал от других сотрудников, Олег тоже выдавал "козыри", но, видимо, не столь критические, раз еще работал.
— Ну, помню, конечно, — отозвался Руденко.
— Знал, что он женат?
Погружаясь в короткие раздумья, Михаил неосознанно свел брови и пожал губы.
— Да вроде нет…
— Я тоже.
— А в чем проблема, собственно?
— Женат он на моей… — придать Доминике Кузнецовой какой-либо статус перед кем-то другим не сразу получилось. — Саврань женат на моей женщине. To есть, мы с ней — до него. Я не знал. Назад ее теперь надо, — все свои слова сопровождал жестикуляцией. Закончив, тяжело выдохнул, понимая, что перспективы вырисовываются не самые радужные. — Мадам, блин… — растянул старое прозвище Ники убитым хриплым голосом, словно ее вина в том, что они тогда расстались.
Понимал, что не прав. Если бы кто-то напрямую спросил, так бы и сказал, что виноват только он. Но в такие минуту, как эта, когда в груди все скручивало от абсолютно несуразной и неоправданной обиды, что не ждала со свадьбой до того угла, за которым сама обещала с ним встретиться, позволял себе злиться.
— А-а, — протянул Руденко совсем растерянно, явно не в силах сложить весь каламбур в одно целое. — Помню, приходила к нему в больницу какая-то светловолосая, маленькая… Пару раз встречал.
В дверь постучали, а Градский даже моргнуть не сразу смог.
— Войдите, — рявкнул, захлопывая крышку ноутбука.
Дверь дернулась, и в проеме показалась приметная во всех смыслах, но больше все-таки вширь, фигура начальника отделения. Ничто не обязывало Головко стучать, перед тем как войти, но он, выражаясь его же словами, бдил правовую дисциплину. С порога покрываясь разноцветными пятнами, полковник недобро глянул на подчиненных.
— А чего это мы тут так глотку рвем, Градский? Разве подобным тоном приглашают войти?!