Яноама
Шрифт:
На следующее утро вождь Хекураве сказал: «Пойдемте собирать пупунье, а потом угостим ими гостей. Скоро вернутся и охотники, и у нас будет мясо». Мать сказала Хохотами: «Позови Напаньуму. Пупунье будем собирать все вместе и потом быстро вернемся в свое шапуно. Эти люди слишком много говорят». Старуха поняла, что меня уговаривали остаться, и это ей очень не понравилось. Мы отправились собирать пупунье. Их в лесу было великое множество. Мужчины взобрались на колючие пальмы. Чтобы не уколоться, они привязывают лианами к стволу большие палки, и по этим палкам добираются до самой верхушки. Гроздья плодов они тоже связывают лианами и потом осторожно спускают вниз.
Вдруг большие птицы, которые, завидев людей, начинают кричать «кап, кап, кап», подняли шум. Хекураве крикнул: «Враги хотят убить меня. Почти все мои воины ушли на охоту, мои сыновья
Мужчины поспешно слезли с пальм. Но никто не появлялся и никто не стрелял в нас из луков. Старый Хекураве сказал: «Выбирай любую гроздь». Пупунье были желтые и красные. Я выбрала гроздь красных. Мать Хохотами взяла еще три связки. Одну она положила в мою корзинку, а две отдала Хохотами. «Скорее идемте»,— сказала она. «Да, да, вы, женщины, возвращайтесь в шапуно,— сказал Хекураве,— а я помогу мужчинам уложить пупунье в корзины. Завтра, наверное, вернутся охотники. Они ушли на охоту вот столько дней назад». И он показал восемь пальцев.
Когда мы вернулись в шапуно, жена вождя позвала меня, накормила и уложила отдыхать в своем гамаке. Вечером мать Хохотами упрекнула меня за то, что я не поужинала вместе с ними. Я ответила, что не могла отказаться от приглашения жены вождя.
«Эта женщина кормит тебя мингау [17] и другими вкусными вещами,— сказала старуха.— Она хочет, чтобы ты осталась с ними. Но только ты вернешься с нами, да?»
«Если придут саматари, то не знаю, вернется ли вообще кто-нибудь из нас»,— ответила я.
17
Мингау — банановая каша,— Прим. авт.
«Про нападение саматари они выдумали»,— сказала старуха.
На следующий день, когда солнце стояло уже высоко в небе, к нам подошла жена главного колдуна и сказала старухе: «Мой муж хочет посмотреть на Напаньуму, я уже варю для нее пупунье. Отпустите ее, а я ее разрисую. Как можно некрашеной жить в шапуно?! Я раскрашу ее красным уруку, и, когда вернутся охотники, вам останется лишь провести черные полосы».
«Иди»,— разрешила мне старуха. Вместе со мной к колдуну пошла Хохотами. Главный колдун оглядел меня и спросил: «Это и есть Напаньума? А я-то думал, что она уже настоящая красивая женщина. Слава о тебе, Напаньума, далеко залетела. Арамамисетери мне сказали, что ты живешь в шапуно караветари. Арамамисетери хотят отобрать тебя у караветари. Все знают о Напаньуме, все, кроме саматари». Потом он повернулся к жене и добавил: «Дай ей пупунье». И пошутил: «А вообще-то лучше всего ей будет у саматари, там ей не придется ложиться спать на пустой живот». Жена главного колдуна подошла ко мне и сказала: «Идем искупаемся в реке, и я разукрашу тебя семенами уруку, тонкими полосками разрисую, ведь сегодня вернутся охотники». Хохотами отправилась вместе с нами.
Первым делом жена колдуна расписала мне красной уруку спину. Внезапно неподалеку — трак! — хрустнула ветка. «Слышала, Хохотами? — сказала я.— Ветка хрустнула».
«Наверное, это саматари!» — испуганно воскликнула девушка. Я дернулась от страха, и семена уруку посыпались на землю. Прибежали четверо мальчишек. Один из них был совсем маленький, он почти не умел говорить. «Убегайте, в реке враги, черные люди»,— крикнули они и помчались в шапуно. Там они рассказали, что черные люди, когда увидели их, сказали: «Не вздумайте кричать. Тихонько возвращайтесь в шапуно. Если будете кричать, мы вас убьем из луков». Вскоре вернулись в шапуно и мы. К тому времени страх у нас уже прошел, и тогда женщины хекураветари сказали: «Посмотрите, как они спокойны. Малышам все это показалось».
И тут возле нас упала стрела: враги неслышно крались за нами и подождали, пока мы вернемся в шапуно. И вот теперь они стали стрелять в нас из луков. Рядом со мной стрела пронзила гроздь бананов. Одна девочка выскочила на открытую площадку — в тот же миг в затылок ей впилась стрела. Девочка упала. Мать бросилась, чтобы поднять ее, но и ее ранило стрелой в колено. Другой женщине все-таки удалось втащить девочку в хижину. Она была мертва. Всего шапуно защищало одиннадцать мужчин. Они не отвечали на град стрел. Наконец брат Хохотами по имени Паузиве крикнул: «Ответим им». И одиннадцать мужчин стали стрелять из луков во врагов, окруживших шапуно. Наши мужчины стреляли через крышу из листьев и не видели, куда падали стрелы. Стрелы наших врагов тоже пронзали насквозь крышу и падали на открытой площадке. Жена главного колдуна сказала ему: «Ты великий колдун, и ты должен спрятаться». Я поднялась наверх и слегка раздвинула листья. Враги окружили шапуно со всех сторон. Они сидели на корточках. Стрелы их были вложены в луки. И как только стрела, выпущенная защитниками шапуно, падала на землю, осаждавшие вскакивали и тоже спускали натянутую тетиву.
Едва обстрел прекратился, женщины выбежали на площадку и стали собирать стрелы. Потом наши мужчины сказали: «Надо спасаться бегством». Вождь построил всех в ряд: мужчина — женщина, мужчина — женщина. Только мы выскочили из хижины, как в нас отовсюду полетели стрелы. Пришлось снова укрыться в шапуно. Потом Паузиве, брат Хохотами, крикнул: «Кто вы такие? Почему вы стреляете в нас? Кто вы? Караветари, кебробуетари, арамамисетери?»
В ответ донеслось громкое: «Каминья саматари... (я — саматари). Тот самый саматари, которого вы так боитесь». Голос умолк, и в шапуно стало совсем тихо.
Мы снова выстроились в ряд и хотели бежать. Но едва мы выскочили, стрела вонзилась сыну вождя в грудь. И все вернулись в шапуно. Только я одна осталась снаружи, спрятавшись за ствол большого дерева. Трое воинов увидели меня, и один из них сказал: «Там за деревом прячется враг». Второй натянул тетину. Тогда я крикнула: «Не стреляйте. Я не кохорошиветари и не караветари, я чужая». Двое воинов подбежали ко мне, схватили меня за руки и поволокли к шапуно. Тем временем саматари во главе со своим вождем уже ворвались в шапуно. Из его защитников старый вождь был убит, рядом лежал мертвый арамамисетери. В углу, уткнувшись лицом в землю, лежала девочка, «Притворяется»,— сказал один из саматари и перевернул ее на спину. Стрелы не было видно. Оказалось, что стрела вонзилась девочке чуть ниже соска и сломалась. Из раны сочилась желтая жидкость. Стрела была отравленной, и девочка сразу умерла. Тогда саматари сказали: «Она по-настоящему мертвая». Неподалеку лежала убитая женщина, а возле нее — сын вождя. Бежать удалось лишь сыну Арамамисетери, другому сыну вождя и тому караветари, который пришел в шапуно после нас. В отца Хохотами каким-то чудом не попало ни одной стрелы, но оба его сына были ранены: один в грудь, другой в ногу. У первого из раны в груди текла алая кровь и пена.
Отец Хохотами сказал вождю саматари: «Брат, за что ты ранил моих сыновей?» Рохариве, так звали вождя племени саматари, посмотрел на него и приказал своим: «Больше не стреляйте». Потом сказал: «Зачем ты сюда пришел, караветари? Мои воины ранили твоих сыновей нечаянно. Зачем ты мешал нам сражаться? Я пошел войной на моих врагов. И ты знал про это. В том, что твои сыновья ранены, моей вины нет». Он взял острую бамбуковую стрелу и надрезал ею кожу раненного в грудь юноши, чтобы вытащить наконечник. Подозвал одного из своих воинов и сказал ему: «Вынь наконечник из раны». И опять стал упрекать старика: «Когда выпускаешь стрелу, разве знаешь, в кого она попадет? Уходи и больше сюда не возвращайся». Старик ответил: «Меня позвали в гости на реахо [18] ».
18
Реахо — большой пир, чаще всего устраиваемый в поминание усопших.— Прим. авт.
Наконец воину саматари удалось вытащить наконечник отравленной стрелы.
Тогда Рохариве сказал раненому: «Теперь можешь спокойно отлежаться в гамаке. Когда тебе станет лучше, уходите всей семьей и больше сюда не возвращайтесь».
Двое воинов по-прежнему держали меня за руки. Другие схватили Хохотами. Воины саматари искали женщин, которые попрятались около стен огромного шапуно. За двойной изгородью из пальмовых листьев сидели «на карантине» перед обрядом посвящения в женщину две молоденькие девушки. Старая женщина из племени хекураветари умоляла: «Не трогайте мою внучку. Она всего три дня как «на карантине». Если вы ее заберете, гром вас убьет». Девушка заплакала, но старуха строго приказала ей: «Не плачь. Кто плачет «в карантине», тот скоро умрет». Саматари не испугались грома и вытащили обеих девушек. Они увели с собой и одну из дочек Хекураве, убитого вождя. Девушка была пышнотелая, красивая. Ее взял себе племянник Рохариве. Потом Рохариве увидел ее и спросил: «Кто взял эту девушку?» «Твой племянник»,— ответили ему. «Она будет моей»,— объявил Рохариве.