Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
Моим соседом по дому оказался собственный корреспондент "Известий" Вадим Кассис: известинский корпункт находился в том же здании Аояма Дайити Маншен, что и корпункт "Правды", только в другой секции и этажом выше. Кассис, мой ровесник, не знал японского языка, никогда ранее о Японии не писал, но по какой-то причине, скорее всего в силу приятельских отношений с руководством редакции "Известий", он оказался-таки в Японии. Правда, английским языком Кассис владел свободно. Пробелы же в своей японоведческой подготовке он восполнял бойкостью своего журналистского пера и умением быстро схватывать суть происходивших вокруг него событий. Надежным его помощником в работе стал секретарь корпункта "Известий" японец Кудо-сан опытный знаток русского языка, влюбленный почему-то в нашу страну еще с юношеских лет. В своих контактах с соотечественниками Кассис тяготел к посольству
Очень общительным оказался корреспондент газеты "Труд" Михаил Абдрахманов - обрусевший татарин, попавший в Токио так же случайно, как и Кассис, но быстро и глубоко вжившийся в японскую среду. По его инициативе у нас с ним наладились довольно тесные контакты. Обычно его интересовали мои оценки событий и та информация, которую я посылал в "Правду" для публикации. Не владея японским языком, Абдрахманов тем не менее опередил всех других проживавших в Токио советских граждан в знании торговой жизни и злачных мест японской столицы. Причиной тому были частые приезды в Токио различных профсоюзных делегаций, для которых Абдрахманов по просьбам московской редакции газеты "Труд" становился обычно чем-то вроде гида. То и дело в дневные часы препровождал он членов этих делегаций в магазины, где по дешевым ценам продавались товары, интересовавшие наших соотечественников, а в вечерние часы присутствовал на пирушках делегатов с японскими профсоюзными боссами. Из-за этой постоянной занятости с делегациями Абдрахманов не мог внимательно следить за событиями в Японии и печатался в "Труде" довольно редко. Но никто в редакции этой газеты не был на него в претензии.
Сблизили нас с Абдрахмановым несколько совместных поездок по Японии. Планировал обычно эти поездки я, а Абдрахманов охотно соглашался с моими предложениями, ибо для него в одиночку такие выезды были бы трудноваты из-за проблем как с японским, так и с английским языком. Для меня же путешествовать вдвоем было в ряде отношений удобнее, чем одному, да и веселее. Так с Абдрахмановым и Демченко зимой 1975 года мы побывали на Хоккайдо, включая города Саппоро, Кусиро и Немуро. Летом того же года вместе с Абдрахмановым и примкнувшим к нам Кассисом мы побывали на Окинаве, а в последующие годы вдвоем совершили из Кагосимы морской вояж на острова Амамиосима. Позднее на моей машине мы, также вдвоем, пересекли Японию с востока на запад и несколько дней знакомились с жизнью городов на побережье Японского моря.
Спустя год после моего приезда в Японию туда же прибыл Владимир Цветов, сменивший в качестве собственного корреспондента Гостелерадио Анатолия Овсянникова - талантливого журналиста-полиглота, вскоре после возвращения на родину погибшего под Москвой в результате автомобильной катастрофы. В то время мы нередко встречались с Цветовым, а еще чаще вели разговоры по телефону, обмениваясь впечатлениями и мнениями по разным вопросам, связанным с ходом событий в Японии. Тогда наши взгляды и оценки обычно совпадали, и мне в голову не могло прийти, что спустя пятнадцать лет мы бесповоротно разойдемся с ним во взглядах на советско-японские отношения и на события в нашей стране.
Но чаще всего я проводил свое свободное время с моим другом юности Виктором Денисовым, занимавшим в то время пост советника посольства по экономическим вопросам. По воскресным дням в семейном составе, пока жена, сын и дочь находились со мной в Японии, мы выезжали с Виктором и его супругой Ларисой либо на побережье океана - в Камакуру, либо в горы - в район Хаконэ. Наши совместные выезды на отдых за пределы Токио продолжались и потом, когда по окончании годового академического отпуска мой сын Михаил уехал в Москву, а вскоре вслед за ним, чтобы не оставлять его там одного, возвратились на длительное время туда же жена и дочь. В их отсутствии,
Это было время, когда недостатка в приятелях и знакомых я не испытывал, хотя, казалось бы, жил тогда в Японии один, без семьи. В те годы в Токио в научные командировки и в составе делегаций без конца приезжали московские знакомые, которым я всегда старался помочь в меру своих возможностей. В числе этих знакомых были мои давние друзья-востоковеды: Д. В. Петров, Г. Ф. Ким, Н. И. Чегодарь, Н. В. Солнцева, О. В. Меликсетов, Б. В. Раскин, О. Н. Дрейер, В. Т. Веселов и многие-многие другие.
Довольно часто приходилось мне бывать тогда и в посольстве, особенно после того как на одном из перевыборных "профсоюзных" (партийных) собраний меня избрали в профком (партком) советской колонии и я стал выполнять обязанности заместителя секретаря профкома по идеологической работе (не только в Японии, но и в других зарубежных странах корреспондентам "Правды" чаще других доверяли подобные партийные поручения).
В то время довольно часто встречался я и с послом Советского Союза в Японии Олегом Александровичем Трояновским. Первые встречи с ним состоялись еще в дни моих приездов в Японию в качестве заведующего отделом Японии Института востоковедения АН СССР в научные командировки, а также для чтения лекций в дни Осакской выставки "ЭКСПО-70". По приезде в Японию на работу собственным корреспондентом "Правды" я встречал Трояновского довольно часто. Посольское руководство нередко приглашало меня на узкие совещания, проводившиеся послом, а как-то раз супруги Трояновские пригласили меня с женой на ужин в своей квартире на территории посольства. Но особой близости на семейном уровне у нас с ним так и не возникло.
Отличительными чертами характера Олега Александровича были его врожденная интеллигентность, безупречная воспитанность, неизменная приветливость и улыбчивость со всеми, с кем бы он ни общался, завидное умение не поддаваться эмоциям и проявлять выдержку и невозмутимость в любых ситуациях. Бросалась в глаза его редкая способность схватывать на лету мысли своих собеседников, сочетавшаяся с еще более удивительной способностью избегать в беседах с кем-либо открытых столкновений во мнениях и растворять разногласия в шутках, переключая беседы на иные темы. За всем эти дипломатическим мастерством крылся огромный предшествовавший жизненный опыт Олега Александровича, многие годы работавшего либо личным секретарем, либо переводчиком высших руководителей нашей страны, включая И. В. Сталина, В. М. Молотова, Н. С. Хрущева и А. Н. Косыгина.
Проницательный ум, разносторонние интересы, эрудиция и острая наблюдательность в сочетании с тонким юмором привлекали к нему людей. Беседуя с людьми, он умел терпеливо и внимательно слушать их, делая вид, будто ему очень интересно все, о чем они говорили.
Не чужды были ему и иронические отзывы о тех людях, которые ему были почему-либо неприятны. Но ирония эта была очень тонкой, едва уловимой. Помнится, например, что не очень гладко складывались у него отношения с советником-посланником Иваном Цехоней, человеком со сложным и неуживчивым характером. К тому же амбициозный Цехоня, считавший себя знатоком японского языка, задел каким-то образом самолюбие Трояновского, блестяще изъяснявшегося по-английски, но не владевшего японским языком, хотя и помнившим довольно много японских слов и выражений. Ведомы были Трояновскому, в частности, слово "коси", означавшее в переводе "советник-посланник", и почти созвучное с ним слово "скоси", означавшее "мало, чуть-чуть, едва-едва". И вот как-то, когда в кабинете посла в отсутствии советника-посланника Цехони зашла речь о нем, Трояновский с шаловливым выражением лица стал вдруг повторять на все лады два упомянутых японских слова, пытаясь при этом увидеть некий смысл в их сочетании:
– Смотрите,- сказал он с улыбкой,- если поставить рядом "скоси" и "коси" и перевести это на русский язык, то получится "едва-едва советник-посланник". Интересно, не правда ли? Только при Иване Николаевиче Цехоне не произносите два этих слова в таком сочетании. А то обидится...
Трояновский пробыл в Японии во главе посольства едва ли не дольше всех советских послов - около восьми лет. Тем не менее искреннее сожаление по поводу его отъезда выражали и японские государственные деятели, и члены иностранного дипломатического корпуса, и сотрудники посольства. Его прощальные встречи с представителями японской общественности продолжались изо дня в день в течение двух недель вплоть до момента отъезда в Москву. Накануне отъезда на собрании коллектива советской колонии он, прощаясь с присутствующими, сказал: