Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
А вот другой раз, весной 1979 года, Е. М. Примаков приезжал в Японию после кончины Б. Г. Гафурова уже как новый директор Института востоковедения АН СССР. Тогда его интересовали главным образом вопросы научных контактов института с японскими университетами и другими научными центрами. В последовавшие дни состоялась наша совместная поездка с Примаковым, а также с сопровождавшим его заведующим сектором международных связей института В. Т. Веселовым в Киото, где было обновлено соглашение об обмене учеными между Институтом востоковедения АН СССР и университетом Рицумэйкан.
В дни пребывания Примакова в Токио в японском курортном районе на полуострове Идзу, вблизи города Симода, состоялся очередной советско-японский симпозиум, посвященный текущим проблемам мировой политики и состоянию советско-японских отношений. С японской стороны в этом мероприятии участвовали близкие к руководству либерально-демократической партии ученые и политологи: Камия Фудзи, Суэцугу Итиро и другие. Делегация советских ученых была сформирована в основном из сотрудников Института мировой экономики и международных отношений и Института США и Канады. Возглавлял ее директор ИМЭМО академик Н. Н. Иноземцев, а в числе участников находился в качестве специалиста по проблемам АТР В. П. Лукин. Не приехал тогда в Японию по каким-то непредвиденным причинам Д. В. Петров, который как японовед должен был выступать по проблемам советско-японских отношений. Чтобы восполнить его отсутствие, Иноземцев, знавший меня еще по совместной работе в "Правде", обратился ко мне с предложением взять на себя выступления по тематике, закрепленной за Петровым. Я согласился. При этом, судя по всему, Иноземцев не предполагал, во-первых, что японские участники дискуссии, и особенно руководитель японской делегации Суэцугу, посвятят значительную часть своих выступлений бесцеремонным территориальным притязаниям к Советскому Союзу, якобы "незаконно захватившему японские северные территории", под которыми имелись в виду Южные Курилы. Во-вторых, не предполагал Иноземцев, что отпор этим нападкам будет с моей стороны столь развернутым и резким, ибо в отличие от других советских участников конференции я имел за плечами уже многолетний опыт дискуссий с японцами по данному вопросу и был твердо убежден в необходимости решительного отклонения японских попыток навязывать нашей стране заведомо бесперспективный территориальный спор. В результате спокойный ход дискуссии на конференции был нарушен и в выступлениях японских участников стало открыто выплескиваться недовольство моими высказываниями по поводу того, что Южные Курилы являются неотъемлемой частью советской территории и что японцам следовало бы отказаться от любых попыток пересмотра границ, сложившихся между Японией и Советским Союзом в итоге второй мировой войны. Не будучи подготовленными к конкретному спору по данному вопросу, другие советские участники дискуссии предпочли отмалчиваться, оставляя мне "удовольствие" вести с японцами неприятный спор. Единственный, кто из них поддержал меня морально, был Николай Николаевич Иноземцев, сказавший в разговоре со мной потом по окончании конференции, что он лично согласен с моими аргументами. Но так думали по моим наблюдениям не все коллеги-соотечественники. Судя по саркастическим улыбкам и критическим репликам, брошенным вскользь в разговорах в узком кругу, касавшихся хода дискуссии, не понравилась тогда моя жесткость В. П. Лукину, отличавшемуся уже в те времена своими откровенно "диссидентскими" отзывами о советской внешней политике.
Приблизительно в те же весенние дни, в мае 1979 года, была в Японии делегация Союза советских журналистов во главе с председателем Союза главным редактором "Правды" Виктором Григорьевичем Афанасьевым. Японская сторона в лице Ассоциации японских газет приняла делегацию, как говорится, по высшему разряду. По просьбе Афанасьева я был с первого же дня включен в состав делегации и принял участие во всех ее поездках по стране, как и во всех ее встречах с японским государственными и политическими деятелями. Многие из состоявшихся тогда бесед были интересными. Но более всего врезалась в память закулисная история с подготовкой к встрече делегации с японским премьер-министром Охира Масаёси.
Дело в том, что, хотя Ассоциация японских газет, принимавшая делегацию, сразу же направила в резиденцию премьер-министра заявку на встречу советских журналистов с Охирой, ответа из резиденции почему-то не поступало, а до отъезда делегации оставалось не более двух дней. Афанасьеву, как главе Союза советских журналистов, это было обидно по престижным соображениям. Представители пресс-клуба извинялись и объясняли возможность отказа премьер-министра от встречи его "исключительной занятостью". В один из двух вечеров, оставшихся до отъезда делегации в Москву, Афанасьева, а вместе с ним и меня, пригласил в японский национальный ресторан на ужин директор управляющий телевизионной компанией "Тэрэби Асахи" господин Миура - личность исключительно влиятельная в мире японских средств массовой информации. Именно возглавлявшаяся Миурой компания "Тэрэби Асахи" сумела в предшествующие годы установить наиболее тесные связи с Советским Союзом. Именно Миура заполучил незадолго до того эксклюзивное разрешение на небывалую до тех пор прямую трансляцию из Москвы в Японию одного из праздничных военных парадов на Красной площади. Наряду с Афанасьевым и мной на тот же ужин были приглашены посол СССР Д. С. Полянский и постоянный деловой клиент Миуры Владимир Цветов как представитель советского телевидения.
Прошло уже более часа нашего совместного сидения на татами за низеньким столиком с японскими яствами и сакэ, как Афанасьев в беседе с уже захмелевшим Миурой выразил сожаление по поводу того, что встреча делегации с премьер-министром Японии, как видно, срывается. В ответ Миура встревожился, нахмурился и вдруг самоуверенно заявил:
– Как это так срывается?! Нет, этого не случится. Я, Миура, даю вам слово, что завтра премьер-министр примет вашу делегацию!
Все мы, гости, заулыбались, воспринимая его слова как шутливый хмельной кураж. Но не тут-то было. Миура вызвал своего секретаря, находившегося в соседнем помещении, и при нас громко сказал ему:
– Звони сейчас же на дом генеральному секретарю кабинета министров Танаке, подними его с постели, если он лег спать, и скажи ему, что я прошу его без промедления приехать сюда, в ресторан.
Честно говоря, тогда мы и этот разговор восприняли как игру на публику, которая кончится извинениями по поводу того, что с Танакой связаться не удалось. И каково же было наше изумление, когда спустя минут сорок генеральный секретарь кабинета министров появился в ресторане, сел на татами за один стол с нами, выслушал внимательно просьбу Афанасьева, поддержанную соответствующими репликами Миуры, сделал какие-то пометки в своей записной книжке и, уходя, пообещал безотлагательно сообщить ответ премьер-министра. И вот чудо: утром на следующий день, 29 мая, вся делегация советских журналистов, в том числе и я, были приняты премьер-министром Охира Масаёси. Прием был коротким и длился минут пятнадцать-двадцать. Но сам факт встречи советских журналистов с премьер-министром Японии был тем не менее знаменателен.
История эта наглядно свидетельствовала о том, что с такими могущественными средствами массовой информации как телевидение японским политикам приходилось не только считаться, но в каких-то случаях даже подчиняться их давлению. Ведь телевизионные экраны уже тогда были для японских политических и государственных деятелей важным средством обеспечения их личных карьерных успехов, а частота их появления на экранах зависела прежде всего от отношений с такими людьми как Миура. Вот и показал нам захмелевший господин Миура, какова была его роль на политической кухне Японии.
Повседневное общение с Афанасьевым на протяжении недели его пребывания в Японии позволили мне ближе познакомиться с ним, ибо до этого мне с ним практически не приходилось общаться. Естественно, я постарался тогда поподробнее познакомить его как с жизнью японцев, так и с проблемами советско-японских отношений. Именно в те дни я убедился в незаурядных способностях этого человека, обладавшего проницательным умом ученого-философа и в то же время зорким глазом и острым пером журналиста-газетчика. Примечательно, что за время его пребывания в Японии мне не пришлось готовить ему специально никаких материалов, и тем не менее по возвращении в Москву он написал для газеты два больших, прекрасных и по содержанию и по форме очерка, в которых дал исключительно высокие оценки достижениям Японии и в сфере организации производства, и в материальном быту, и в духовной культуре.
Извилистые пути советско-японского
добрососедства
Мои сборы, связанные с отъездом в Японию во вторую длительную командировку в качестве собственного корреспондента "Правды", были ускорены приближением важного события в советско-японских отношениях: 7 октября 1973 года предстоял визит в Москву премьер-министра Японии Танака Какуэй. В Москве этот визит рассматривался как важное политическое событие, ибо за минувшие 17 лет со времени нормализации советско-японских отношений ни один японский премьер-министр не посещал Советского Союза. Моя задача состояла в том, чтобы обратить внимание читателей "Правды" на большую политическую значимость приезда премьер-министра Танаки в Москву и выявить отношение японской общественности к предстоявшим советско-японским переговорам на высшем уровне. В конце сентября я прибыл в Токио и, естественно, прежде всего сосредоточился в своих телефонограммах в Москву на освещении того, как правящие круги и широкая японская общественность относятся к предстоящим в Москве встречам Танаки с советскими лидерами, чего ждут японцы от этих встреч.
Обстановка, сложившаяся в тот момент в сфере советско-японских отношений, как это было видно с первого взгляда, благоприятствовала переговорам руководителей двух стран. На протяжении нескольких предшествовавших лет эти отношения развивались в направлении постепенного сближения и расширения взаимных контактов. Импульс такому развитию давала тогда явная заинтересованность японских деловых кругов в торговле с нашей страной. Ведь это был тот самый период больших ожиданий, когда вступили в действие и начали давать ощутимые плоды крупномасштабные соглашения двух стран по совместной разработке лесных ресурсов, каменного угля и других полезных ископаемых Сибири и Дальнего Востока, а также соглашение о разведке на нефть и газ на шельфе острова Сахалин.