Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
– Я покидаю Японию с двойственным чувством: с одной стороны, меня радует возвращение в Москву, а с другой, мне грустно расставаться со всеми вами. То же самое я говорил в минувшие дни и на прощальных встречах и с японцами, и с иностранцами, и с соотечественниками и говорил, по-видимому, так часто, что даже мой шофер Толя, уезжающий вместе со мной, теперь всем своим друзьям в посольстве тоже говорит, что он покидает Японию с "двойственным чувством".
Уже в первые годы своего второго пребывания в Японии я не переставал с удивлением и завистью наблюдать громадные перемены в жизни японцев, происходившие по мере того, как стремительно развивалась экономическая мощь этой страны. Япония 70-х годов, как в центре, так и в провинции, была уже не той, какой она виделась мне в конце 50-х - начале 60-х годов. Быстро преображались центральные кварталы Токио: там появились первые красавцы-небоскребы, над многими улицами распростерлись бетонные ленты скоростных автострад. Универсальные магазины в торговых районах города ни по внешнему облику своих фасадов и витрин, ни по уровню сервиса, ни по обилию и качеству товаров уже не уступали универмагам Парижа, Лондона и Нью-Йорка. В потоках машин на улицах стали преобладать комфортабельные машины японского производства. В провинциальных городах появились современные многоэтажные административные здания. Даже в глубинке стали появляться отели европейского типа, постепенно вытеснявшие с центральных улиц прежние неуютные японские гостиницы-"рёкан", в которых водились крысы, а постояльцы спали без кроватей на тюфяках-футонах, положенных на половые соломенные циновки-татами.
Изменился и внешний облик японцев не только в столице, но и в провинциальных поселках и деревнях. Прежние скромные одежды национального покроя стали редкостью. Зато молодежь, да и люди средних лет стали повсеместно носить джинсы и спортивные костюмы. В городах появились американского типа закусочные с теми же, что и в США, названиями: "Макдональдс", "Кэнтакки фрайд чикэн" и т.д.
Уже тогда значительно увеличилось по сравнению с прежними временами число японцев, выезжавших за рубеж в качестве туристов. Если десять-двенадцать лет тому назад телевизоры считались в жилых квартирах символом материального благополучия, то в середине 70-х годов они стали неотъемлемой частью повседневного быта едва ли не всех японских семей. Дома рядовых обывателей наполнялись всевозможной бытовой техникой: холодильниками, телевизорами, радиоприемниками, магнитофонами и, уж конечно, фотоаппаратами.
Перемены в повседневной жизни миллионов японских обывателей, наблюдавшиеся в 70-х годах, при сравнении с периодом 50-х - 60-х годов были, естественно, следствием общего повышения доходов японского населения. Под нажимом японских профсоюзов, ежегодно предпринимавших общенациональные забастовочные "весенние наступления" на позиции властей и предпринимателей, реальная зарплата людей наемного труда в Японии в те годы постепенно росла. В сознании той части японских рабочих и служащих, которые были объединены в профсоюзы, поэтому укоренилась еще более, чем прежде, идея необходимости постоянного силового давления на предпринимателей с целью изъятия у них для своего личного потребления как можно большей доли прибылей. И это профсоюзам тогда удавалось, поскольку доходы японских предпринимателей в силу ряда благоприятных обстоятельств росли.
На этом фоне в корреспондентском пункте "Правды", как и в других советских учреждениях, где работали по найму японские граждане, стали возникать проблемы, которых не было лет десять тому назад. Так, следуя примеру своих соотечественников, мой секретарь-переводчик Накагава в периоды "весенних наступлений" японских профсоюзов заводил и со мной разговоры о повышении зарплаты ему и шоферу корпункта. По его подсчетам повышение должно было быть пропорционально тому росту зарплаты, которого добивались профсоюзы служащих японских государственных предприятий. При этом до сознания Накагавы-сана как-то не доходило, что бюджет корпункта "Правды" определяется не в Токио, а в Москве вне связи с "весенними наступлениями" японских профсоюзов и что в вопросах зарплаты как своей, так и японцев я был жестко ограничен финансовой сметой корпункта, нарушить которую не мог. Но не мог я и игнорировать эти вежливые, но настойчивые пожелания. Чтобы повысить заработную плату японцев, мне приходилось в соответствии со сложившейся тогда практикой писать в Москву в адрес редакции развернутые письма-ходатайства с приложением газетных статей с сообщениями о том, насколько повысилась зарплата японцев, а также соответствующих справок консульского отдела посольства СССР о динамике зарплаты в японских учреждениях. Решения по этим ходатайствам принимались в Москве с участием ответственных работников министерства финансов и не сразу, а спустя многие месяцы. Естественно, что речь шла лишь о японских гражданах.
Что же касается повышения зарплаты советских граждан, включая журналистов, дипломатов и других категорий работников, то ни о каких индивидуальных просьбах такого рода не могло быть и речи. Уровень зарплаты всех советских граждан, находившихся на работе в Японии, как и в других зарубежных странах, менялся в сторону повышения не чаще, чем раз в 10-15 лет в соответствии со специальными решениями министерства финансов. В результате такой практики зарплата японцев, работавших в советских учреждениях, повышалась значительно быстрее, чем зарплата наших сограждан. Так при сравнении уровней зарплаты советских и японских работников корпункта "Правды" в 1957-1962 годах и в 1973-1979 годах картина получалась следующая: тогда в годы моей первой длительной командировки в Японию моя зарплата была 208 тысяч иен, в то время как секретарь-переводчик Хомма-сан получал 50 тысяч иен, а шофер Сато-сан - 25 тысяч иен (жалованье японского премьер-министра определялось тогда в 250 тысяч иен). А спустя десять лет, в 1973-1979 годах, моя зарплата была 245 тысяч иен, в то время как секретарь-переводчик Накагава-сан получал уже 180 тысяч иен (жалованье же премьер-министра Японии стало превышать тогда миллион иен). Вот какие любопытные подвижки выявились в те годы в размерах доходов советских и японских работников тех наших учреждений, которые находились в Токио и других японских городах.
Я привожу эти цифры лишь потому, что они служили наглядной иллюстрацией тому, как постепенно замораживался уровень доходов советских людей в Японии в сравнении с уровнем доходов японских граждан. Происходило это в силу целого ряда причин, но прежде всего потому, что экономика Японии развивалась в предыдущие годы беспрецедентно высокими темпами, значительно превосходившими темпы роста экономики Советского Союза, хотя прямой зависимости роста доходов японских трудящихся от темпов роста валового национального продукта страны не существовало.
Изменение в уровнях доходов японского населения и советских граждан, работавших в Японии, заметно сказалось на качестве и стиле жизни последних. В 70-х годах наши соотечественники в Японии, включая работников посольства, торгпредства и моих коллег-журналистов, стали жить скромнее и более замкнуто, чем это было в первые годы после нормализации советско-японских отношений: почти прекратились посещение ими в семейных составах дорогих ресторанов, перестали они заказывать себе костюмы у известных японских портных, не столь часто, как прежде, пользовались услугами такси, реже собирались компаниями на большие застолья, а молодые, прыткие мужья даже при отсутствии в Токио их жен навсегда забыли о тайных знакомствах с японскими красотками из ночных клубов и кабаре.
Конечно, по сравнению с уровнем жизни соотечественников в Советском Союзе наши люди, работавшие в Японии, жили и тогда вполне безбедно, точнее, гораздо лучше, чем их родные и близкие на Родине. И все-таки мысли большинства из них все более сосредотачивались в те годы на том, как использовать свои валютные накопления в иенах так, чтобы превратить их либо в рубли, либо в дефицитные товары, пользовавшиеся в Советском Союзе повышенным спросом. Использование иен и долларов на советском внутреннем рынке было запрещено, а обмен их на рубли в специальном банке производился по крайне заниженному курсу. Поэтому перевод имевшихся накоплений в Москву достигался либо покупкой чеков Внешпосылторга, принимавшихся тогда в Москве валютными магазинами "Березка" в виде платы за дорогие дефицитные товары, либо провозом в Союз в качестве личного имущества всевозможной дорогой электронной аппаратуры, модных тканей или предметов роскоши, которые потом с выгодой продавались соотечественникам.
Но как бы там ни было, в 70-х годах большинство советских граждан расходовали в Японии свои личные валютные сбережения гораздо экономнее и рациональнее, чем это было лет 10-12 тому назад.
Зато по-прежнему экономия не очень соблюдалась в тех случаях, когда дело касалось представительских и прочих служебных расходов. Как и раньше, в посольстве время от времени устраивались для японцев многолюдные приемы со столами, ломившимися от обильных угощений и напитков. Щедро угощали японских гостей и те ведомства, которые располагали крупными валютными средствами, предназначенными на представительские расходы. Так что в общем и целом пребывание советских людей в Японии являло собой для японцев странную и малопонятную картину одновременного сочетания экономии и мотовства, разбираться в которой и понимать ее смысл могли лишь те немногие из японских знатоков нашей страны, которые долгое время терлись около советских людей.
Наиболее проницательными и осведомленными в этом отношении были тогда, пожалуй, японские бизнесмены средней руки, чьи фирмы делали ставку на постоянные деловые связи с теми или иными советскими ведомствами или хозяйственными организациями. Как показывали мои наблюдения, при общении с нашими людьми японские владельцы таких фирм главный упор делали на совместные походы в дорогие рестораны, сауны или ночные клубы, что неизбежно вело к появлению у наших представителей хозяйственных ведомств пристрастного отношения к тем или иным японским фирмам, как и к отдельным бизнесменам. Японские фирмачи-любимчики, сумевшие лучше других обработать таким образом нашу сторону и убедить ее в своем ревностном стремлении к упрочению деловых связей с Советским Союзом, получали от обласканных ими дипломатов и чиновников министерства внешней торговли наибольшие выгоды по сравнению с другими. Им представлялись более крупные квоты на вылов краба и лосося, большие по объему и более выгодные по цене поставки сибирского леса, а также большие квоты на экспорт в Советский Союз японских швейных изделий, бытовой техники и прочих товаров широкого потребления.