Японский городовой
Шрифт:
– Да, взрыв в его каземате вызвал только восьмидюймовый залп «Корейца» в упор…
Николай и Дубасов погружались всё дальше в пучины кораблестроительного теоретизирования, а у Цывинского, внимательно их слушавшего, уже пошла кругом голова. Получалось, что нужно иметь корабль, полностью закованный в броню, с мощной скорострельной батареей, способной быстро разрушить любую небронированную цель, и вместе с тем с большим числом крупнокалиберных орудий, могущих проломить любую защиту. Но каково же будет водоизмещение подобного монстра, и сколько он будет стоить? И нужна ли будет батарея, если противник тоже начнёт строить таких же бронированных чудовищ? Хотя остаются же вражеские миноносцы…. Генрих Фаддеевич, пытаясь выстроить собственную цепочку умозаключений, на время выпал из беседы, а когда понял, что один с созданием непротиворечивой теории нового корабля не справляется,
Отголоски шанхайского интервью Николая и статей мсье Марэ в «Рассвете» отзывались в европейской прессе и политике весь май. Франция и Германия свернули военно-техническое сотрудничество с Японией, и поговаривали о то ли конфискации строившихся во Франции японских крейсеров, то ли передаче их России в компенсацию, то ли выкупе их Россией. Европейские державы, вплоть до Швеции и Португалии, зондировали почву в Петербурге на предмет участия в провозглашённой цесаревичем «демократизации и демилитаризации» Японии, надеясь получить хотя бы небольшую долю в добыче, но с Певческого моста их отправляли к исчезнувшему где-то в Тихом океане Николаю, а тот как в воду канул. Японское правительство, скрежеща зубами, вынуждено было признать факт смерти испанского посланника и его супруги (убийством это всё равно упорно не называли). После этого испанская корона официально объявила Японии войну, а спустя несколько дней было объявлено о подписании в Маниле союзного договора между Николаем, Царём Сибирским, и губернатором Филиппин, которому ради такого случая был присвоен статус вице-короля. Вслед за тем, в течение пары недель, к союзу присоединились король Сиама и султан Брунея, что оказалось для европейских политиков полной неожиданностью.
Возле берегов Японии появились русские канонерки и вооружённые пароходы, начав досматривать проходящие суда и захватывать в приз те из них, кто вёз хоть что-то напоминавшее военную контрабанду. Впрочем, русские конфисковали лишь груз, корабли же обещали впоследствии отпустить восвояси после их разгрузки во Владивостоке. Стоимость фрахтов и страховок в японские воды тут же взлетела до небес, а не оплаченные ещё правительством или предпринимателями Японии грузы начали скапливаться в портах Сингапура, Шанхая и Макао — грузоотправители отказывались их доставлять без получения денег. Попытка японцев воспрепятствовать действиям русских привела лишь к показательному расстрелу и сожжению несчастного «Рюдзё» на виду у береговых батарей Иокогамы канонерской лодкой «Манджур» и фрегатом «Память Азова», как оказалось, лидировавшим действия блокадного отряда.
Суета в европейских столицах удвоилась. Этому способствовали и сообщения о якобы виденных в открытом море пароходах, набитых русскими солдатами. Каких-либо подтверждений этому, правда, не находилось. Что-то явно происходило, но суть происходящего оставалась непонятной никому. На этом фоне, войну Японии объявили Греция и Черногория, связанные с русским царствующим домом родственными узами. Хаос усиливался, пресса бесновалась, и политики ведущих мировых держав прикладывали отчаянные усилия, чтобы не уйти с головой в этот океан безумия.
В такой обстановке русский фрегат «Адмирал Нахимов» и канонерская лодка «Бобр» покинули Шанхай, прихватив с собой несколько зафрахтованных быстроходных пароходов. Двое суток спустя они подошли к Кагосиме, встретившись где-то по пути с «Владимиром Мономахом». В городе поднялась паника в ожидании казавшейся неминуемой бомбардировки, однако русские лишь выслали в порт шлюпку, приглашая князя Сацумы на переговоры к Сибирскому Царю. Князь, помнивший уважение, оказанное ему Николаем при их первой встрече, согласился и отправился с русскими. После его возвращения на берег Чёрные Демоны развернулись и ушли, что разом превратило князя в спасителя города. О деталях переговоров он хранил молчание, но суета в его дворце поднялась нешуточная.
1 Т.е. англичане. Лимонники, лайми - прозвище английских моряков среди иностранных коллег
2 Бой 6000-тонного и 2000-тонного английских крейсеров (40 орудий в сумме) против 1800-тонного перуанского мятежного монитора (5 орудий) был широко известен. Перуанцы ни разу не попали в своих врагов, а британцы не смогли причинить противнику никакого значимого ущерба.
3 Николай позволяет себе несколько округлить калибр пушек «Чиоды», на самом деле 4,7-дм.
Ночь четвёртого июня в японской столице оказалась разорвана грохотом орудийных залпов и вспышками в море. Продолжалось это недолго, а возникшее зарево быстро погасло, но из города ещё в темноте потянулись первые беженцы. Страна уже целый месяц переживала ужас от гибели с таким усердием и такими надеждами созданного флота, и нервы у всех были натянуты до предела. Рассвет не принёс облегчения — на фоне светлеющего небосвода чётко прорисовывались силуэты Чёрных Демонов, пришедших за новой добычей. В стороне от них замерли громады десятка океанских пароходов, но сильнее пугало не это: моря позади Демонов не было видно вообще. Тысячи проа, каноэ и каких-то совершенно уже непонятных лодок скрыли его поверхность, и среди этой постоянно движущейся массы то и дело вспыхивали огоньки, а ветер доносил слышимый даже на расстоянии в несколько миль смутный гул.
С восходом Солнца русские выслали парламентёра. Один из их фрегатов приблизился до границы досягаемости береговых батарей, а затем от его борта отделился катер. Многие были готовы потопить его, не позволив приблизиться к берегу, но принц-регент Арисугава Тарухито приказал расстреливать на месте любого, кто осмелится даже бросить камень в сторону русских. Ровно в восемь утра на токийскую набережную поднялся адмирал Дубасов, сопровождаемый несколькими великанами-матросами. Его встречали сам регент, сопровождаемый доверенными офицерами Генерального штаба, и группа виднейших членов Тайного Совета.
Дубасов кратко, но с выражениями надлежащего уважения приветствовал встречающих, после чего заявил:
– Волею Государя Наследника цесаревича Николая Александровича, Царя Сибирского, Наместника Востока, я уполномочен потребовать сдачи Японской империи на милость победителя. Прошу ознакомиться с условиями капитуляции!
– и протянул запечатанный конверт.
По группе японских офицеров после перевода пробежал ропот, но регент недовольным рыком восстановил тишину, и один из офицеров принял конверт и поднёс его своему господину. Тот распечатал конверт, и вынужденно громко зачитал его содержание, чтобы было слышно советникам. Дубасов и так знал, что там написано: роспуск японских армии и флота с выдачей всего вооружения кроме ручного оружия, запрет на всё самурайское, упразднение аристократии и передача управления страной в руки создаваемого победителями Совета. Императору гарантировалась верховная сакральная власть, а народу Японии — покой и процветание. Понятно было, что японцы откажутся, регент даже не стал тратить слов, а просто разорвал послание пополам и швырнул на землю. Дубасов кивнул и неожиданно, громким голосом морского офицера, так что было слышно на всей набережной, заговорил на японском:
– Мятежной аристократии и самурайству, узурпировавшим священную власть Небесного Государя, не будет пощады. Однако мой добрый повелитель не гневается на народ японский и простых солдат, и даёт им возможность спасти свою жизнь. На что даётся час. Бегите!
Речь Дубасова далась ему нелегко и изобиловала ошибками, невозможными для человека, хоть немного понимающего значение произносимых слов1. Смысл её, однако, был вполне доходчив. По рядам стоявших наподалёку солдат и толпившихся в стороне горожан пробежал шум, офицеры снова зароптали, а адмирал, не обращая ни на что внимания, снова обратился к регенту по-русски:
– Милосердный государь мой дал вам шанс на спасение, но вы его отвергли - что же, так тому и быть. Через час я вернусь на своих кораблях, и тогда те из вас, кто останутся в живых, будут завидовать мёртвым.
Дождавшись окончания перевода, он развернулся и зашагал назад к своему катеру.
Слова Дубасова разошлись по городу с невероятной скоростью, и бегство жителей приняло повальный характер. Однако тут выяснилось, что несколько ближайших к Токио небольших портов уже захвачено толпами неведомых и кровожадных дикарей, и теперь там высаживаются с пароходов чужие солдаты, колоннами устремляющиеся куда-то вглубь страны, охватывая Токио. Дикари же расползались по сторонам, убивая всё живое, разграбляя подлежащее переноске, и сжигая способное гореть. Паника в городе усилилась стократно, и разбегаться начали уже не только горожане, но и солдаты. Многим были известны сплетни о карательной экспедиции на Тайвань, потерявшей чуть не треть состава от болезней и, по слухам, съеденными каннибалами-аборигенами. Теперь ещё худшие дикари явились в страну Ямато, возглавляемые неуязвимыми северными демонами, обещавшими, однако, снисхождение простым людям. Достаточно спрятаться и пересидеть где-нибудь в глуши, пусть самураи и аристократы отдуваются за свои привилегии…