Ярко пылая
Шрифт:
– Открывайте огонь, и держитесь в стороне, - сказал Стратфорд, нервно озираясь по сторонам.
– Это странное место.
– Я знаю, - Элинор вытянула руку, проверяя свои пределы. Ее расчеты были верны. Все корабли находились достаточно близко. К сожалению, она не смогла сжечь их все сразу, но от этой идеи по позвоночнику прошла колющая боль. Поэтому она сосредоточилась на ближайшем из судов, рассуждая о том, как вытащить Дьюдни из того места, где он прятался.
Палуба послушно начала гореть по всей длине, и вскоре отдаленные торжественные крики превратились в крики боли. Она позволила ему сгореть за минуту. Дьюдни
Стратфорд вмешался и схватил ее за локоть.
– Элинор, нам нужно...
Она услышала несколько далеких звуков, и Стратфорд всхлипнул и повалился, потянув за собой Элинор.
– Что ...
– начала она, освободившись от рук Стратфорда, затем сказала: - Стратфорд, вставайте. Вставайте!
Он посмотрел на нее, его глаза стали огромными и стеклянными в тусклом свете от далекого горящего корабля, и беззвучно шевелил губами.
– Назад...
– сказал он.
На это раз хлопки были громче, раздавались все ближе и чаще. Но на самом деле вели огонь из мушкетов. Элинор отвела взгляд от Стратфорда и увидела, как в их сторону бежали темные фигуры, что-то невнятно крича. Пираты, но... о, нет, они появлялись из оборонительных позиций. Было так темно и тихо, что она совсем забыла о том, что крепость была полна пиратов, на случай, если флот попадет в гавань, и сейчас они все направлялись прямо к ним.
Она потянула за руку Стратфорда, пытаясь помочь ему подняться, и он оперся на камни левой рукой, отталкивая ее.
– Нам нужно вернуться на «Афину», - сказала она, - пожалуйста, Стратфорд, я знаю, что вы сможее это сделать, пожалуйста, не сдавайтесь!
Он снова посмотрел на нее, сказал:
– Попробуй... завтра...
Затем вес его руки изменился, показав, что он уходит. Элинор схватилась за руку. Если бы она держалась достаточно крепко, он бы вернулся. Он всегда возвращался.
Шум от топота по голым скалам все приближался. В любом случае она начала понимать достаточно из того, о чем говорили пираты. Они поняли, что она одинокая и беззащитная девушка, что они пристрелили ее друга, и теперь хотели поразвлечься с ней.
Она выпустила руку Стратфорда, встала и повернулась лицом к мужчинам, которые остановились и толкали друг друга, как бы спрашивая, кто будет с ней веселиться первым. Они казались человекообразными тенями в ее затуманенном мозгу. Тени в темноте, и тело Стратфорда все еще было теплым у ног. Ее боль и чувство вины за то, что она несет ответственность за своего друга, даже находящегося здесь, в этом богом забытом месте, чтобы его расстреляли, стали яростью.
У мужчин даже не было времени закричать, прежде чем она превратила их в белый огонь, чистый белый, без следов желтого или оранжевого цвета. Стало приятно, утешительно, и она опустилась на колени у Стратфорда и похлопала его по руке.
– Простите меня, - прошептала она.
– Я хочу, чтобы мои извинения были услышаны.
Затем она встала и задумалась над белым огнем. Это было некрасиво. Это было похоже на кость и белую золу, и это казалось отчаянием, и казалось, что оно подпитывается чем-то другим, кроме тел людей, которых он потреблял. Элинор смотрела на них, не в силах думать, не в силах скорбеть,
Отстранено Элинор увидела, что за кучами пепла и искривленного оружия, в котором было шесть пиратов, стоял босиком молодой человек, подросток, одетый в слишком длинные брюки и подпоясанный веревкой, в разорванной полосатой рубашке без рукавов. На нем был шарф, накрученный вокруг головы, а длинные темные волосы спадали на его плечи. Он стоял, засунув большие пальцы за пояс, хотя жест выглядел вызывающе неловко, как будто мальчик не знал, что делать с руками. Глаза у него были большие и очень темные, как будто у него не было зрачков, и они не отрывались от нее в беспокойной тишине.
– Мне нравится твой огонь, - сказал Дьюдни.
Глава двадцать третья, в которой Элинор выпускает огонь
– Почему ты не на корабле?
– спросила Элинор. Это было единственное, что пришло в голову. Стоя над телом Стратфорда, другие вопросы, такие как «Кто ты? И почему ты так молод?» казались неуместными.
– Мистер Эванс не любит меня, я пугаю экипаж, - сказал Дьюдни. Он провел большими пальцами по поясу.
– Потерянный след, где я находился, однажды потопил один из своих кораблей. Ты знаешь, как оно бывает. Они берут меня только, если он стреляет в кого-то, чтобы заставить повиноваться.
Элинор кивнула, думая: «Если я соглашусь с ним, он будет продолжать говорить, и я могу определить, как убить его, пока он не убьет меня. Прошло слишком много времени. Пиратские корабли двигались дальше».
– Как господин Эванс узнал, что флот идет?
– сказала она.
Черные глаза Дьюдни уставились куда-то за плечо Элинор, затем снова сосредоточились на ее лице.
– У него были часовые, которые следили за побережьем Сен-Доминго, когда корабли ВМФ исчезли из его видимости. Не всегда нужно зрение, чтобы знать, что происходит. Ты когда-нибудь сжигала человека изнутри?
– он приятно улыбнулся, как будто они говорили о красотах природы, которые их окружали.
– Я - нет, - ответила Элинор. «Обычные часовые. Такая глупая ошибка», - подумала она, желая, взять Дарранта за воротник и притащить его туда, где он мог наблюдать за разрушениями, которое натворил своим глупым планом.
Улыбка Дьюдни дрогнула.
– Почему бы и нет?
– спросил он.
Она поняла, что он сумасшедший, и ее сердце начало биться быстрее, перейдя в галоп.
– Я не знала, что это возможно, - сказала она, максимально честно, надеясь, что он поверит ей.
– Я могу показать тебе, - сказал он, его улыбка стала шире.
– Мы могли бы попробовать на одном из капитанов ВМФ. Эванс отдаст мне их, когда он закончит с ними.
– Я бы предпочла другую цель.
В любой момент он направил бы свой огонь к ней, и девушка была уверена, что он может найти способ сжечь ее, несмотря на иммунитет. Она готовилась к контратаке, позволяя огню внутри подниматься и гореть горячее.
– Тогда пирата, - сказал Дьюдни, пожав плечами.
– Они не такие, как мы. Не важно, кто.
Элинор предположила, что чувствует, как корабли ускользают, хотя она не могла позволить себе посмотреть, правда ли это.
– Разве мы так отличаемся от них?