Ярость

Милошевский Зигмунт

Он проглядел объявления в витрине. Альпы на самолете, Словакия на автомобиле, экзотика, Италия, турне плюс могила папы, уже ведем запись на церемонию канонизации. Никаких сообщений относительно перерыва в деятеольности, отпуска или вообще прекращения деятельности.

Шацкий прошел вовнутрь, в запах кофе, мелованной бумаги и восточных курительных палочек. А даже и приятная смесь. Женщина отвернулась от полки с каталогами и улыбнулась. Щацкий быстро представился, чтобы та не начала соблазнять его пальмами и горными вершинами. Женщина кивнула, словно ожидала подобного визита, и представилась Иоанной Парульской.

— Кофе выпьете?

Тот

хотел было отказаться, но посчитал, что находится здесь по службе.

— Почему бы и нет. Черный, без молока, без сахара.

Даже если и произвело на женщину впечатление, по себе она не дала этого знать.

— Полиция со мной сегодня уже беседовала! — крикнула она из служебного помещения.

— Я знаю, — ответил на это Шацкий. — Но мне хотелось увидеть место работы покойного.

Парульская не ответила, вернулась с двумя чашками растворимого кофе, для себя с молоком, для него — с черным. Горячая жидкость отдавала резиной, немного есть вещей более отвратительных, чем крепкий растворимый кофе без каких-либо добавок.

— У меня всего лишь несколько вопросов.

Иоанна кивнула, закинула ногу за ногу и отпила кофе. В ней была энергия владелицы небольшой фирмы. Женщины со сложившейся семейной жизнью, которая любит работать, любит готовить и выпить вина с приятелями, одними и теми же за двадцать лет. Она умеет красиво и с выдумкой танцевать, а уж если выезжает с мужем в гостиницу на уикенд, то обязательно берет кружевные чулки. Возраст где-то под пятьдесят; наверняка о ней всегда говорили, что есть в ней «что-то такое». Несмотря на все видимые старания, это «что-то такое» старело и исчезало, но наверняка, когда в ноябре под вечер она закрывала свою контору, мужчины на нее еще оглядывались. Сапожки-козаки, изящные ноги между сапогами и юбкой, женственные формы, длинные черные волосы, макияж, классные очки бирюзового цвета с Карибских островов. Можно было бы подумать, что это женщина, полностью согласная со своей судьбой и возрастом, прекрасно чувствующая себя в своей шкуре. Но Шацкий готов был поспорить, что если в пятницу она выпьет вина, а в субботу с утра солнечно, тогда она стоит перед зеркалом, глядит на свою кожу и не чувствует себя в ней комфортно. Он и сам довольно часто испытывал то же самое чувство.

Слишком много людей он допросил, чтобы не знать, что все они делятся всего лишь на десятка полтора типов, а если не обращать внимания на мелкие различия, в рамках категории их характеры и судьбы, как правило, весьма одинаковы. Ему не нужно было спрашивать, чтобы знать, что с Найманом ее никогда ничего не соединяло помимо профессиональных вопросов. А даже если тот и пытался ухаживать, тут же получал по лапам. Что, когда он смаковал мартини в Тунисе, она упорядочивала счета, и клиенты предпочитали иметь дело с ней, а не с шефом, даже тот собственными глазами видел цветных рыбок, играющих в водах кораллового рифа.

Но одно для него никак не сходилось. Шацкий много раз видел такого типа женщин, и это никак не был тип наемной работницы.

— А как так случилось, что вы работали на Наймана?

— Никогда я не работала на Наймана. Мы являемся… являлись компаньонами. Практически одновременно мы открыли бюро по двум сторонам одной и той же улицы, он открыл совершенно новое, я переехала из центра. Через два года мы посчитали, что нет смысла пялиться друг на друга и делать вид, будто бы являемся конкурентами. И мы объединили силы. Одно помещение, одна отчетность, и каждый привел своих собственных клиентов. Я — школы и детские

лагеря, он — семьи, мечтающие о солнце.

— Супруга Наймана говорила о вас как о наемной сотруднице.

Женщина пожала плечами.

— Я знаю, что он представлял меня сотрудницей, какое-то время даже пытался ко мне так и относиться. Очень короткое время. Такой себе патриарх из патриархального окружения, но вообще-то мы хорошо договаривались.

Женщина глянула на стену, Шацкий проследил за ее взглядом. Между райскими пляжами висела забавная фотография Наймана и Парульской. Снимок был сделан зимой, на какой-то из рождественских ярмарок на ольштынском рынке, вокруг стояли статуи зверей изо льда. Между этими ледяными фигурами, прямо на снегу, они установили зонтик из тростника и два пляжных лежака, и легли на них в зимних куртках и солнечных очках, в руках у них были сказочно-разноцветные напитки. Они довольно улыбались в объектив.

— Нам показалось, что это замечательная идея для рекламы: показать, что мы можем забрать людей прямиком из польской зимы куда-нибудь под пальмы.

— И дело крутится? — спросил Шацкий.

— Нормально. Понятно, предугадать рынок невозможно, то какие-то паломничества, то летние лагеря, у нас был такой год, когда, похоже, половина района выехала в экзотические туры высшего класса: Маврикий, Караибские острова. В общем, все шло все лучше и лучше, мы даже думали о том, чтобы открыть филиал в Оструде.

— А кризис?

— Да вздор этот ваш кризис. Его придумали в крупных корпорациях, чтобы в течение десяти лет не давать никому повышения.

Процветающий бизнес, виды на будущее, деньги. Шацкий размышлял над тем, достаточный ли это мотив для убийства. Скорее всего — нет. Разве что какие-то личные долги, азарт, шантаж. Один компаньон дает другому компаньону в долг, начинаются дрязги. Один из них гибнет, так мало того, что о долгах все забыто, так остается еще и бизнес. И он отметил про себя такую вот следственную версию.

— И как вы делили работу?

— По-разному. Мы много ездили, и по службе, и приватно, так что иногда в конторе оставался только один человек. Но в часы пик мы сидели вдвоем. После стольких лет практики было достаточно кому-нибудь войти, а мы сразу же знали, кто должен обслужить клиента. Если энергичный мужчина в пальто — это к Петру. Конкретный разговор в стиле: «напускать туману не буду, у арабов видал разные вещи, но это место по-настоящему хорошее», парочка шуток в стиле тех, что поездка с женой, это, на самом деле, командировка. К молодому семейству шла я, полная понимания к тому, что они желают как можно больше солнечного счастья по самой меньшей цене. К двум приятельницам после пятидесяти — естественно, Пётр, было в нем нечто от массовика на танцах, и такой подход срабатывал.

— А кто бы обслужил меня?

— Вероятнее всего — я.

— Почему: вероятнее всего?

Иоанна Парульская одарила Шацкого улыбкой опытной продавщицы.

— Потому что вам не нравится общение с мужчинами, похлопывание по плечу. Мне кажется, посещение «Касторамы»^[63] или автомастерской для вас хуже, чем визит к стоматологу.

— Что пани выигрывает на смерти Наймана? — Шацкому не хотелось признавать, что диагноз был весьма точен.

— Ничего. Пока же что мне приходится вести фирму самой, надеяться на то, что клиентов Петра не потеряю. Его долю наследует жена. Сейчас Моника говорит, что пойдет мне навстречу, но поглядим потом, когда закончится вопрос с наследованием.