Ясный берег
Шрифт:
красивых «а», положила мел, пошла между партами,
взглянула в тетради и ужаснулась.
Почти все сразу забыли, откуда начинать. Кто начал
сверху, кто снизу. Когда вели пером вверх, перо
скрипело, цеплялось за бумагу и разбрызгивало чернила по
странице. У Вадика даже на лице были мелкие
чернильные брызги... Буквы кренились во все стороны, линии их
у большинства получались волнистыми, хвосты были
лихо задраны. «Что же это,—
досадой,— неужели это так трудно?..»
Семилетки трудились ретиво. Марьяна видела
склоненные детские головы, нахмуренные детские лбы и
чудовищные знаки, которые возникали в тетрадях в
результате этих стараний, и вдруг поняла: да, это очень
трудно — в первый раз написать букву «а».
Она подсела к Вадику, взяла его маленькую, в
царапинах и чернилах руку и водила ею до тех пор, пока
рука не начала писать правильно. Потом она так же
подсела к Кате, потом к Саше... Это заняло несколько
уроков; до того надоела Марьяне буква «а» — даже во сне
снилась.
Скрипят по дорогам тяжелые, высоко нагруженные
возы. Катят к станции трехтонки и пятитонки: из
колхозов течет в города хлеб нового урожая.
Облетает роща, птицы покинули ее, темная ржавчина
съела ее осеннее золото. В предчувствии зимы прозрачен
и хрупок воздух; далеко и чисто разносятся в нем и стук
топора, и крик паровоза. Огороды, где такие были
краски и изобилие, лежат перекопанные, в безобразных
клубках почерневшей ботвы. Только озимые поля зеленеют
юно и нежно.
В первом классе новой школы, у учительницы Марь-
яны Федоровны, ученики выучили уже десять букв.
Водя пальцем по букварю, они читают странные маленькие
рассказы: «Рома мал. Он малыш. У мамы мыло. Мама
мыла Рому». Эта букварная мама все время кого-нибудь
моет. На двадцатой странице она мыла Шуру и Лушу;
Когда на двадцать третьей странице прочли: «У мамы
мыло. На, Саша, мыло. Саша сам мыл нос»,— все
зашептались: «Сам мыл! Сам!»
Утомленные маминой чистоплотностью, ребята
приучались хитрить. Они мгновенно запоминали наизусть не-
сложные тексты букваря и отлично помнили, какие
тексты на какой странице. Картинки служили им точными
распознавательными знаками. Было известно, что на
странице, где сверху нарисованы три осы, написано: «осы,
росы, сыр, сор, сом» и дальше: «Сыр у Ромы, а сом у
мамы». Не утруждая себя аналитико-синтетическим
чтением, ученик крыл наизусть: «Сыр у Ромы, а сом у мамы.
Мама, Саша, сало, мыло, сон, сын». Светлана
посмотрела на картинку и прочла «сон, сын» там, где было
нарисовано мыло (неизбежное мыло) и где следовало
читать: «У Шуры лом». На этом и поймала ее Марь-
яна.
— Что ты читаешь? — спросила она,— Где ты
читаешь?
— Здесь,— шопотом сказала Светлана, покорно
вздыхая.— Здесь надо: «У Шуры лом».
— Но ведь ты видишь, что написано: «У Шуры лом»?
— Я думала,— сказала Светлана,— что написано:
«Сыр у Ромы».
— Как — думала? Надо >не думать, а читать по
буквам. Ты всегда так читаешь?
— Всегда,— с глубоким вздохом отвечала Светлана.
— Зачем же ты тогда водишь пальцем по строчкам,
если не смотришь, что написано?
— Потому что вы велите водить пальцем,— отвечала
Светлана.
Что же получается? Значит, они не учатся
сознательно читать, а упражняют память. А память у них и без
того великолепная. Стихи и песни заучивают с лету. И
никогда им не надоедают стихи и песни. Чтение готовы
слушать часами. Иной как будто и не слушает: смотрит
в сторону, вертится на месте, глаза рассеянные; а
прерви чтение, спроси: «На чем я остановилась?» — ответит
без запинки...
Уже маячил в недалеком будущем конец первой чет-
верти. Марьяна думала с гордостью: «Что ж, мой
первый итог будет не хуже, чем у настоящих, опытных
учителей. Вон как бойко все читают».
Оказывается: не читают, а шпарят наизусть.
Чувство громадной ответственности поразило Марь-
яну. Народная учительница. Народ доверил ей тридцать
две детские души, тридцать две судьбы... Она
попыталась представить себе народ, но это получилось
только очень много людей, как на демонстрации в большом
городе, мелькали знакомые лица — преподавателей,
которые ее учили, юношей и девушек, принимавших ее когда-
то в комсомол, женщин, с которыми она работала на
сеноуборке в колхозе Чкалова, лица возникали и
проплывали... Но вот всплыло одно лицо, знакомое до
мельчайших черт, хотя она видела его только на портретах;
и с ним она заговорила в мыслях:
«Товарищ Сталин! — сказала она.— Я понимаю, как
это трудно. Но я отдам сердце...»
Профилакторий на первой ферме закончен, гора с плеч.
Настасья Петровна перевела туда своих питомцев. Свет-
лъщ теплым коридором профилакторий соединен с
новой родилкой: удобно, красиво. Здание кирпичное, с