Явление прекрасной N
Шрифт:
Как только они отвезут пациентку, очевидно, с внематочной, в первую городскую, эта бесконечная смена закончится. Они уже и так перерабатывали сутки.
Повалил снег. Мягкий, пушистый и закрывающий обзор. Щётки дворников противно заскрипели по лобовому стеклу. Прекрасные в воздухе хлопья превращали дорогу в бесформенное месиво из серой грязи. Машина с красным крестом неслась по улицам, взметая в разные стороны хлюпающие водопады.
Мысли в голове не плыли, не проносились, а тикали, как часы. Наверное, потому что Гордей хотел спать. Тик-так, тик-так, че-го кри-чал на Кай-су?
И,
А потом всё случилось одновременно.
– Котяра! – завопил диким голосом водитель.
Крышка от термоса дёрнулась, опрокинулась, руки обожгло кипятком.
– Да что ж… – взвизгнула Ирина в унисон с тормозами.
И Гордей увидел в окне ангела. Там всё мелькало, небо менялось с землёй, но ангел, мягкий как облако и такой же бело-серый, смотрел на него невозможно синими глазами.
А потом дымчатый ангел исчез, и Гордей тут же почувствовал невероятной силы удар, который вдавил его в сидение. И слева, и справа в тишину ворвался рёв гудков. Лобовое стекло мгновенно покрылось зловещей паутиной линий. Гордей успел наклониться и крепко закрыть глаза, чтобы летящие осколки не ослепили его.
Он чувствовал, как автомобиль тащит по наледи шоссе, разворачивая в страшном танце. Гордей не знал молитв, но «Отче наш на небеси» закружилось у него в голове, повторяясь этой единственной строчкой до бесконечности.
А потом кружение прекратилось.
– Помогите, – он услышал шёпот и, с трудом склонив голову, увидел, как Николаич, неестественно вывернув запястья, мёртвой хваткой держит руль. Костяшки его пальцев побелели.
– Ирина, вы порядке?
Голова поворачивалась только в одном направлении, и Гордей не мог увидеть фельдшера, как ни пытался.
– Да, да, – торопливо прошелестело слева.
– Кажется, нас опрокинуло, нужно срочно выбираться.
Входящий в поле зрения Николаич неудобно замер всё в той же скрученной позе, вцепившись в руль, он никак не отреагировал на слова Гордея. Внешних серьёзных повреждений у водителя, на первый взгляд, не наблюдалось, наверное, просто шок.
Свободной рукой (вторая оказалась прижата его же собственным телом) Гордей тряхнул Николаича за плечо. Тот очнулся.
– Всё норм, – сказал водитель и наконец-то разжал пальцы.
Гордей с облегчением выдохнул. Вывернутые под неестественным углом предплечья Николаича очень подошли бы для сцен в фильме ужасов. Из тех, где зомби, инопланетяне и кто ещё там палятся, когда принимают невозможные для человеческого тела позы.
– Славно, – ободряюще сказал Гордей.
К счастью, безопасное стекло разбивалось сразу в крошку, так что обошлось без порезов. Машина лежала на боку, но все казались живыми и – невероятная удача – относительно здоровыми. Гордей попытался открыть дверь, которая сейчас была сверху, всё той же свободной рукой. Дверь не поддавалась. Её заклинило намертво.
Гордей расшатал зажавшее его кресло, высвободил вторую руку и со всей силы выбил люк в крыше. Они вылезли, ссаживая кожу на локтях.
– Чёрт побери, – Гордей всё-таки попросил у Ирины сигарету.
Закурил, присев на корточки прямо на обочине. Руки его, обожжённые чаем и ободранные о дыру люка, дрожали.
– Кот, – Николаич присел рядом и тоже закурил. – Котяра, огромный, как бегемот.
Гордей с недоумением посмотрел на него.
– Был там. Прыгнул откуда ни возьмись. Прямо в лобовое стекло… Я и… Того…
– Иди домой, Николаич, – покачал головой Гордей. – Тебе выспаться нужно. Непременно лечь, и следовало это сделать ещё часов пять назад.
Котяра… И тут он вспомнил, что и сам видел в окне, пока их тащило, кружа, по шоссе: дымчатого, пушистого, как облако, ангела.
– И мне нужно, – тихо сказал сам себе Гордей. – Выспаться.
Но он так и не оказался в мягкой кровати в ближайшее время, как мечтал.
Гордей не попёрся бы с Эдом и Микой после тяжёлой смены в эту часть города, если бы не… Не всё это. Запах убежавшего молока в квартире, старые кальсоны, ключи, кинутые на пол и потом – авария. По отдельности он мог бы пережить и отправиться отсыпаться домой после противоречащей Трудовому кодексу полуторной смены, но всё вместе оказалось выше его сил.
И больше, чем спать, сейчас хотелось накатить. Гордей знал, что, осуществив дурацкий план Мики, они зайдут куда-нибудь «посидеть, как в старые добрые времена».
Хрущёвские пятиэтажки растерянно сгрудились в стороне. Окна-звёзды горели всеми вариантами жёлтого. Жилой комплекс засыпал, кутаясь в ночь, как в одеяло.
Когда-то они все жили в этом районе, ходили в одну школу. Одноклассники. Так давно. В прошлой жизни.
Машину пришлось оставить на обочине: никто не чистил снег, и за эти месяцы намело высокие сугробы, в которых тонкой ниточкой вихляла свеженатоптанная тропинка.
Гордей слышал, как тяжело дышит Эд. Он явно волновался, и сам Гордей тоже почувствовал странную тревогу, от которой перехватывало дыхание. Они не появлялись тут много лет. Не то, чтобы договорились не приходить, просто само собой получалось обходить это место стороной.
И сейчас все разом хрипло всхлипнули, когда из морозного полусумрака, как кит из глухих океанских глубин, выплыл фасад обветшавшего, нежилого здания. В нём и в самом деле справа светились окна.
***
«Лаки» был самым древним кабаком нового времени, наверное, во всей Яруге. Принадлежал он Эльманам.
В семье Эльман мужчины долго не задерживались, а женщины были столь самостоятельны и предприимчивы, что, казалось, даже не замечали их исчезновения.
«Лаки» бабушка Ниры переделала из бывшей столовой, в которой она работала в советские времена заведующей. Присвоив «объект общепита» за символическую сумму, она назвала его рестораном, но неистребимый запах кислой сметанной подливки для котлет, навсегда впитавшийся в эти стены, не позволял с ней согласиться. Чтобы прийти в кондицию, когда ароматы не имеют значения, приходилось сразу и быстро набираться алкоголем. Что клиенты и осуществляли, создавая ресторану «Волна» репутацию, мягко говоря, совсем не кристальную. Впрочем, в те времена все заведения такого плана служили прибежищем для людей лихих и авантюрных.