Яйцо глака. Антология
Шрифт:
— Конечно, объяснение есть! — И тут он привел ее в еще большее замешательство, начав излагать свою теорию.
— Эй вы! Что за дела?
По камням по направлению к ним спускался нью-йоркский полисмен.
— Чтой-то вы тут делаете?
— Вы имеете в виду нас, офицер? — спросил Фредрик.
— А вы думаете кого? Вон тех голубей?
— Чаек, — поправил его Фредрик.
— Не раскатывай губу, Джек. Это я о вас.
— Мы собираемся запускать воздушного змея, — вступила в разговор Зев, у которой было много больше контактов с представителями закона и порядка.
— А
— Что это вас так задело, комиссар? Разве сидеть на камне у реки противозаконно?
— Плаванье! Здесь нельзя плавать! — зарычал полисмен. — Это противозаконно. И не говорите мне, что вы не плавали! Вы совершенно мокрые.
— Мой дорогой, — сказала Зев, — мы плавали в клубе Йейла.
— Но это же мужской клуб.
Зев подняла брови.
— Именно поэтому я там всегда плаваю.
— Хм, офицер, — кротко вставил Фредрик, — я случайно упал в реку, а эта юная леди, с которой я совершенно незнаком, прыгнула в воду и спасла меня.
— Да-а?
Полицейский, похоже, смягчился. Можно рассказать славную историю газетчикам. Но потом его лицо снова приняло суровое выражение.
— А где же ваша одежда-то, Джек?
— Я ее… она у меня…
— Я порвала его одежду, когда вытаскивала его из воды, — сказала Зев.
— Разорвала? И я должен этому верить? Пойдемте-ка со мной. — И он двинулся к полицейской машине.
Девушка пожала плечами и протянула Фредрику руку.
— О’кей, дружок.
Фредрик быстро потерял всю свою восточную таинственность. Его испугала мысль о железных решетках. Колени дрожали от страха и холода, и он с трудом пробирался через залежи мусора.
— Эй, я вас откуда-то знаю, — неожиданно обратился к Зев полисмен.
— Возможно, — сказал девушка. — Мне не раз приходилось бывать в вашем преступном полицейском участке. Приглядись получше.
— О, Господи! Да вы — Зев Форбс! Девушка-головорез!
Зев гордо выпрямилась.
— Хочешь схлопотать в хлебало?
— Ну, это вы бросьте…
Полицейский попятился.
— Никаких претензий к вам, леди. Просто я… — Он вспомнил брата-патрульного, который пытался остановить девицу, учившуюся кататься на роликах в день пасхального парада на Пятой авеню. Шрам за ухом останется у офицера Загорски до конца дней.
Зев величественно открыла Фредрику заднюю дверцу машины.
— Ваш экипаж, сэр!
— Эй, вам туда нельзя!
— Ты хочешь, чтобы я ехала впереди вместе с тобой? — спросила Зев.
— Я хочу сказать, чтобы вы не садились в мою машину. Не хочу иметь из-за вас неприятности. С меня достаточно. Сам начальник отделения отдал неофициальный приказ, что если кто-нибудь еще хоть раз арестует Зев Форбс, он немедленно вылетит со службы. Майор был убежден, что незачем рекламировать Зев в газетах.
— Рэдклиф Мэнор, парень, — сказала невозмутимая Зев, вталкивая Фредрика в автомобиль, — между 137-ой и 138-ой, на Драйв.
— Но вам нельзя…
— Ты предлагаешь нам идти домой пешком в таком состоянии? Помнишь Загорски? — предупредила Зев, уставившись на полицейского.
— Но
— И О’Брайена, и Малхолланда…
— Да, мэм.
Полицейский послушно сел за руль и поехал. Он был настолько выбит из колеи, что даже забыл включить сирену.
Через пятнадцать минут Фредрик, закутанный в одеяло, опустив ноги в тазик с горячей водой, сидел в лучшем кресле Зев Форбс в ее маленькой квартирке.
Квартира была отражением сущности хозяйки. На стенах висели подлинники импрессионистов и дадаистов. Хаотически подобранная мебель разных стилей и эпох была задрапирована нижними юбками, лифчиками, трусиками и чулками. Книги вываливались из незастекленных книжных полок.
— Вы всегда заняты по горло? — спросил Фредрик, чихая.
— Что значит «всегда занята»? Порой у меня выпадают совершенно свободные дни. Сунь ноги обратно в воду! — жестко скомандовала Зев.
— Хм, — промычал Фредрик, помахивая головой, как воробей, увидевший трехголового червяка.
— В 1950-м джентльмены из пятого сословия назвали меня дебютанткой года.
— Четвертого! Четвертое сословие — пресса, — поправил Фредрик.
— В 1951-м меня выбрали мисс Пивная пена, а в 53-м я была названа Девушкой с самой прекрасной головой Международной ассоциацией каннибалов.
Наступила тишина.
— А что случилось в пятьдесят втором? — спросил Фредрик.
— Большую часть пятьдесят второго я провела в старом доме доктора Крамера для ДМ-ов.
— ДМ-ов?
— Дипсоманиаков, то есть алкоголиков, невежда. Два месяца назад меня снова направляли туда, но старый добрый док Крамер сказал, что я плохо влияю на моральное состояние его пациентов, и не пустил меня. Как видишь, я разрешила свои проблемы, приобщившись к более серьезным аспектам жизни. — Она указала на груду книг. — Я — знаток Микки Спиллейна. А для легкого чтения у меня Достоевский, Горький и Пруст.
— Очень интересно, — проговорил Фредрик. — Но мне казалось, что дебютантки живут на Парк-авеню.
— Мой папа из прекрасной почтенной семьи, почтенно потерявшей все свои деньги. Папочка потратил последние семейные капиталы, собирая антиквариат.
— Похвально, если делается не из-за прибыли.
— Я имею в виду антикварных хористок! Кроме того, он ставил на каждую лошадь, которая приходила второй. Знаешь, меня даже назвали в честь лошади. Помнишь великую Зев?
— Конечно, помню. — Фредрик застенчиво улыбнулся. — Двадцать лет назад я разработал безошибочную систему, чтобы победить этих, как их… букмекеров. Никогда не забуду замечательных скачек Зев и Вечной Памяти.
— Слава Богу, что Зев выиграла. Иначе бы я, как идиотка, шагала по жизни под именем Вечная Память. Поставь ноги обратно в воду! — приказала девушка.
— Но мне трудно держать ноги под водой, они сами становятся на воду. Видишь?
Он с силой опустил ноги под воду, и они немедленно всплыли на поверхность.
— О, Господи! Мне нужно выпить. — Зев пошла на кухню и тут же вернулась со стаканом и бутылкой. — А ты, Фредди, хочешь выпить?
— Я никогда не позволял себе употреблять отравляющие напитки.