Язва на полставки
Шрифт:
Мне, несомненно, приятна такая забота, но в полной мере не могу её сейчас оценить. Не до этого. Так что вместо благодарностей лезу в маленький пакетик с эмблемой аптеки и среди упаковки тампонов, ватных дисков, жидкости для снятия макияжа и кучи коробочек с лекарствами нахожу быстрорастворимый порошок с жаропонижающим.
Мой лоб накрывает тяжёлая ладонь.
– Да ты же горишь, – присвистывает Демьян. Это он только заметил, что рядом с ним шатается ходячий труп?
– Это от страсти. Ты ж у нас мальчик-огонь, – фыркаю
У меня отбирают лекарство и болезненных тычком в спину отправляют в гостиную.
– Иди ложись.
– Чайник надо вскипятить.
– Поставлю. Иди.
– Ща, пельмени хоть в морозилку уберу. А то растают.
– ЛЕГЛА, КОМУ СКАЗАЛ!
От повышенных тонов башка ещё больше начинает ныть.
– Не ори на меня, не имей такой привычки.
– Не моя вина, что ты с первого раза не понимаешь. Попёрлась она с температурой! За пельменями. Иди. Я всё сделаю.
– Ой, да и пожалуйста, – давясь новой порцией кашля и на этот раз уже не сдерживая его, уползаю в свою, типа, комнату вызывать сатану.
Плашмя падаю на разобранный диван, утыкаясь лицом в подушку и зычно прокашливаюсь. Надо переодеться в домашнее, но у меня нет сил. Потому что это надо снова встать, взять шмотки с кресла, сесть, снять, надеть… Нет. Не могу. Всё, на что меня хватает – стащить с себя джинсы и с пинка отшвырнуть на пол. Дальше Бобик сдох.
В таком виде меня и находят, несколько минут спустя, заходя с дымящейся кружкой. А мне… мне фиолетово. Сил нет двигаться. Но надо. Неохотно принимаю сидящее положение, накидывая на коленки одеяло.
– Держи, – мне протягивают лекарство с приятным лимонным ароматом и три таблетки.
– Я всё брату расскажу, – хмыкаю я, шмыгая заложенной ноздрей.
– Что?
– Что ты меня в кровать уложил и колёсами накачиваешь.
– Это такое “спасибо”? – хмурит брови он, поднимая мои джинсы и вешая их на подлокотник.
Спасибо. Большое спасибо. Да. Но знать ему об этом не обязательно.
– Пельмени убрал?
– Убрал. Всё убрал. Кости ты зачем брала? Грызть? Это такая диета?
– Это суповой набор. Бульона хотела намутить. Я не завтракала.
На меня долго и тяжело смотрят. Вздыхают. Достают из кармана новехонький айфон, на корпусе даже плёнка ещё не снята. Набирают кого-то.
– Лысый, – выдаёт он явно не мне. – Я не могу сейчас подъехать. Есть возможность перенести стрелку на обед? Или сам его дожмёшь? Годится… Лежи и только попробуй встать, поняла? – а вот это уже адресовано мне и, развернувшись на мысках, уходят обратно на кухню, продолжая разговаривать с собеседником на том конце. – Это не тебе. Чего? Лысый, отвали…
"Лысый"? "Стрелка"? "Дожмёшь"? Я прошу прощения, но какого…? Чем занимается этот человек? Лежу, размышляю об этом и тихонько посасываю горячий напиток, приятно согревающий внутренности и ещё приятней сжигающий к чёртовому
Попутно прислушиваюсь к шебуршаниям через стенку. Кастрюли стучат, вода из крана течет. Ёженьки-боженьки, он там чё, в натуре суп готовит? Ну не. Я должна это видеть. Нельзя такое пропускать.
– Куда выперлась? Я кому велел лежать? – тут же встречает меня сердитое.
– Отвечаю, харе приказывать. Могу ж и поварешкой по морде съездить, – не люблю я властных интонаций. Дома от отца хватило.
– Потом съезжу я кому-то ремнём по заднице.
Фи. Ремнём он меня надумал пугать. Корчу физиономию, демонстративно закатывая глаза и высовывая язык. Почти сразу мой подбородок оказывается в цепких мужских пальцах. Рот вынужденно остаётся открытым, а голубые глаза недовольно разглядывают блеснувший в нём металлический шарик.
– И зачем? – спрашивают без восторга. – Тоже дух бунтарства?
– Нравится, – бурчу неразборчиво я. Не очень удобно разговаривать, когда тебя так стискивают.
– Считаешь, это красиво?
– А ты у нас консерватор? Баба в парандже, до свадьбы ни-ни?
– Просто не понимаю.
Смотрит. Уже не на язык. Теперь на меня. Вроде бы обычно смотрит, а меня на холодный пот пробивает. И температура тут совершенно не причём.
– А ты целовался когда-нибудь с девушкой, у которой есть пирсинг? – спрашиваю зачем-то. Дура, Радова. Вот реально зачем?
– Нет.
– Ну так попробуй. Говорят, очень даже. И не только про поцелуи.
Ха. Твоя очередь офигевать, лапуля. Теперь уже от моей прямолинейности. Не ты один умеешь бить ею наповал. И вообще, я болею, имею право пороть чушь.
– Ты ещё такое дитё, – сражает меня его ответ. Не на него я рассчитывала.
– Это плохо?
– Я не связываюсь с малолетками.
Ну знаете ли…
– Как будто тебе кто-то предлагает… – собираюсь вырваться и гордо свалить обратно в комнату, но не успеваю. В замке проворачивается ключ и прямо перед нами в узком коридорчике вырастает Даня.
– Я идиот. Забыл документы на страховку. Пришлось возвращ… – он замолкает, замечая меня, прижатую к стенке в трусах и нависшего надо мной Демьяна.
Мда. Неловко как-то. Все же слышали крылатое выражение: "картина Репина. Приплыли"? Многие наверняка знают, что на ней изображены монахи, заплывшие на своей лодочке в женскую купальню. И лишь единицам известно, что этот самый художник Репин никаким боком не связан с данным полотном.
На самом деле картина под названием: "Монахи. Не туда заехали" принадлежит кисти Льва Соловьёва, но из-за того, что оно много лет провисело в галерее рядом с другими работами Репина, а их стиль весьма похож, память и воображение решили поиграть в "куча-малу". Фраза же "Приплыли" приклеилась исключительно благодаря аналогии с репинским полотном "Не ждали". С ним уж точно многие знакомы.