Язва на полставки
Шрифт:
Пытаюсь. Ну давай же…
Не а. Не получается.
Вот же…
– Насмотрелась? Мне можно пройти? – спускает меня с небес на землю насмешливый голос обладателя сего атлетического чуда. Бамц. Точно, у этого охренительного тела ещё ж и владелец есть. Вот же печалька вселенского масштаба. Жалко отдельно не продаётся, я бы себе подарок на прошедший день рождения сделала.
Зато ментальный подзатыльник отрезвляет на раз-два-три. Быстренько вспоминаю и как моргать, и как дышать, и как сгорать от стыда… Бабская деградация, бессердечная ты сука, раньше не могла
– Д-да… – ну ваще. Ещё и заикаюсь. Комбо, блин. Кошмар. Надо срочно реабилитироваться. И не смотреть. Твою мать, Радова! НЕ СМОТРЕТЬ, кому сказала!
Не придумав ничего лучше, поспешно падаю на пол, собирая уцелевшую посуду. Одной тарелке больше не помочь, другая просто чуть сколота, а от кружки с какой-то непонятной рогатой тигрой с объёмными выпученными глазами почему-то в области жопы (хм, а может это вовсе и не глаза?) отлетела ручка в виде хвоста. Интересно, можно ли тару считать условно рабочей или не париться и нафиг в помойку это дизайнерское недоразумение шизика?
Собираю разлетевшиеся по кухне осколки, когда передо мной опускаются на корточки, чтобы помочь. Непроизвольно вскидываю подбородок и снова теряюсь, но теперь уже в глазах, смотрящих точно на меня. Зараза. Глаза, тело, губы, ни единого прыщика на коже, красивые длинные пальцы пианиста. Внешность у него, конечно…
Такая могла бы принадлежать манекенщику. И такому красавчику в пару реально нужна "мисс Вселенная", не меньше. Даже скромная "краса России" смотрелась бы рядом зачуханной замухрышкой из села. Так что да, "загоны" Демьяна по поводу девушек очень даже обоснованы, однако это никаким образом не означает, что с "неугодными" надо вести себя последним говнюком.
Хотя говнюком ли? Ну вот такая у него манера общения, чего уж. Резкая. Пренебрежительная. Он как бы и не обязан быть для всех милым одуванчиком. Я ж тоже, в конце концов, не образец подражания, так что и судить кого-то не имею права. Не устраивает – не общайся; хочешь попытаться наладить контакт – действуй. Всё предельно просто и не надо выстраивать проблем там, где им не место. К чему мартышкин труд?
Да и не думаю, что всё настолько плохо. Даня же как-то дружит с ним, а выбору брата я доверяю. Да и у той же Киры особого негатива я не заметила по отношению к Игнатенко. Наоборот, она общается с ним мягко, в шутливой форме, нисколько не обижаясь, если тот отвечает грубее, чем надо или же не отвечает вовсе, предпочитая включить игнор. Более того, в её сторону было даже произнесено "пожалуйста", когда рыжику протянули деньги с просьбой купить сигарет, взамен тем, что кляклой кашей были вынуты из кармана. Пожалуйста! Это что-то да значит.
Думаю обо всём этом и снова подвисаю, залипая на привлекательные черты. Влажные волосы не успели высохнуть и сейчас красиво спадают на лоб. Так и хочется поправить, но я пока ещё мало-мальски себя контролирую. Эх, Томка, Томка. Дура ты бесхребетная. Хочешь пялиться на голых мужиков – купи календарь с Австралийскими пожарными и пускай на него слюни. А не вот это вот всё…
– Синяк будет, – замечает Игнатенко.
Мне требуется несколько секунд, прежде чем обработать информацию и выдать самый гениальный в такой ситуации ответ.
– Что?
– Синяк, говорю, будет.
– Где?
Один ответ шедевральней другого. Да я в ударе.
– Туда, куда прилетело.
А, да. Плечо. Оно до сих пор пульсирует, но я про него и думать забыла.
– Ничего. Будем считать, это карма. Слушай… – изо всех сил стараюсь больше не таращиться на него, поэтому смотрю вообще мимо. На пожелтевшее пятно на светлом ламинате. Словно горячей сковородкой оставили след. – Прости, что столкнула в реку. Но ты сам виноват. Не надо было меня оскорблять.
– Я не оскорблял. Я высказал свою точку зрения.
– О которой тебя никто не спрашивал, – поднимаюсь на ноги, ставлю остатки посуды на столешницу и лезу под мойку за веником.
– Ты права. Прости.
От изумления влетаю затылком по так некстати выскочившему откуда ни возьмись металлическому выступу. В глазах пляшут звёздочки хронического невезения, но всё это ерунда, потому что… Он что, реально только что извинился?
Однако.
Сначала пожалуйста. Теперь прости. К такому жизнь меня не готовила.
– Чего грохотало? Вы опять решили подраться? – на кухне нарисовывается Даня, лицезрея керамические руины под ногами, полуголого друга и меня в позе рака… С метёлкой. – И что тут творится?
– Посуду хреначим. На счастье, – сгребаю всё в совок.
– На чьё счастье?
– Чьё-нибудь. Моё. Твоё, – кивок на Демьяна. – Его. Его в приоритете. А то он какой-то злюка. Наверное, это потому что его никто не любит.
Шутку не оценили.
– Много болтаешь, – холодно бросает тот мне. – Тебе никто не говорил?
– Бывало, да. И что шило в одном месте потерялось тоже частенько отмечают.
– Причём там оно не одно, – по-ребячески хихикает братец. – Их там штук пять заныкано.
Дверная трель прерывает этот безумно интересный разговор.
– Иди гостей встречай, а то сейчас тебе что-нибудь куда-нибудь засуну, – хмуро морщу носом. – Подумаешь, чуть-чуть гиперактивная. Мне ещё в детстве это поставили.
– Да уж помню. По восемь раз за день из луж доставали и переодевали. И зелёнку скупали упаковками, потому что вечно кое-кто башкой вперёд с деревьев и гаражей сигал ласточкой. Кто ногу пропорол арматурой на слабо? Кровища хлещет, всю туфлю залила, та лужей растекается, а она умоляет родакам ничего не говорить. Иначе гулять больше не отпустят, – Даня продолжает вещать уже на полпути в коридор.
– Кто кого куда не отпустят? – у Киры ушки на макушке. Издалека всё слышит.
– Да есть тут одна… гиперактивная, – хмыкают в ответ, забирая заманчиво бренчащие дутые пакеты у Тимура. – Я тут подумал, может пиццу заказать?
О, пиццу брат любит. Обожает. У него на холодильнике висит целая коллекция магнитов и буклетов с номерами телефонов итальянской кухни местного российского разлива. Причём ни один не повторяется. Кто бы знал, что из роддома родители двадцать пять лет назад привезут черепашку-ниндзя.