Язва на полставки
Шрифт:
К чему я всё это? Да ни к чему. Это я мысли пытаюсь отвлечь, пока топчусь на месте и сгораю от стыда. Зато мой подбородок перестают держать. Тоже плюс.
– Тома, иди в комнату, – просит брат. Просит спокойно, голоса не повышает, но я ведь росла с ним и прекрасно знаю, что уж лучше бы кричал. Типа поорёт, успокоится, а там и полегчает. Но если разговаривает вежливо, то всё… сушите вёсла. Так же вежливо тебя могут и прибить. Моим обидчикам во дворе всегда прилетало из тишины. Без долгих демагогий.
Прекрасно знакомая с этой чертой,
Несколько секунд царит гробовое молчание. Потом слабый шлепок, как если бы кто-то приложился спиной об препятствие.
– Это. Моя. Сестра.
Ух, понеслось.
– Да расслабься, братан. Вот ты вообще не так всё понял!
Смешно, но это действительно так.
– Так же как с Леськой?
Та-а-ак. Что за Леся?
– Эй, вот эту шмару давай не будем приплетать. Мы вроде давно всё по ней выяснили.
О, как.
– А на этот раз что? Моя сестра тоже сама на тебя полезла?
– Так, умерь гонор, окей? Не распыляйся.
– А тебя чтоб я близко больше не видел с Тамарой. Сорвался он вчера прогуляться! Теперь понятно, для чего.
Ой, Даня. Ерунду говоришь.
– Понятно, – слышу я спокойный голос Демьяна. – Сейчас бессмысленно разговаривать. Закончим, когда остынешь. Курицу не перевари. Больной ребёнок супа хочет, – снова наступает тишина, следом хлопок. Ушёл. Кто-то явно не любитель оправдываться.
Стою, не шелохнувшись. "Больной ребёнок" царапает не хуже, чем "малолетка". Даже больнее. Да. Для него я ребёнок. Ни разу не девушка. Хоть в трусах перед ним прыгай, хоть голышом. Обидно.
С ватной головой и лёгким ознобом натягиваю на себя шорты и выхожу к брату, ковыряющемуся у разделочной доски среди нарезанной тонкой соломкой морковки и лука. Даня слышит меня, но не оборачивается.
– Тебе следует перед ним извиниться, —застываю позади.
– В самом деле?
– Ты правда всё не так понял. Я сама к нему выперлась. Он лишь помог довезти продукты.
– Ну да. Оно и видно.
– Брось. Ты сам слышал, я для него ребёнок.
На меня хмуро оборачиваются.
– А ты бы хотела, чтоб было иначе?
– Ну… – теряюсь. Заметно теряюсь.
С одной стороны, такое равнодушие действительно уязвляет. С другой… у меня ведь нет видов на Игнатенко. Его типаж в принципе мне не импонирует. Да, красавчик, но красавчик закрытый, холодный и не понимающий шуток. А его интонации? Сразу папу вспоминаю с командорскими замашками, рядом с которым чувствуешь себя вечно виноватой.
Однако мою заминку брат воспринимает по-своему.
– Том, держись от него подальше.
– Почему? Потому что он твой друг?
– Потому что ты его не знаешь. Он… не такой, как ты думаешь. С ним… небезопасно.
Оу.
– Пролёт, Радов. Если хотел напугать, затея
– Какая к чёрту интрига? – психует тот. – Прямым текстом говорю: он не для тебя. Он из другого мира, в который тебе соваться не стоит.
Ну… Я, конечно, догадываюсь, что чувак, разъезжающий на Гелике добряшкой-миссионером, живущим во благо процветания нашего общества вряд ли окажется, однако совсем уж нагнали на его персону таинственности. Прям какого-то мафиози делают, честное слово.
– А тебе можно? – резонно замечаю я. – Вы же кореша. Когда спелись правда непонятно, ведь я про него узнала-то только вчера. Как вы познакомились? И что за Леся?
Моя осведомлённость Дане не нравится.
– Подслушиваем, да?
– А то не знаешь, что я это делаю лет с тринадцати. Так что за девица?
– Неважно.
Ага. Кто-то стыдливо глазки прячет. Есть от чего краснеть?
– Это ласковое: не суй морду не в своё дело?
– Это вежливое: не задавай лишних вопросов.
– Прекрасно. Тебе очень повезло, что я сейчас не ахти соображаю. Так что живи. Пока что. Но допрос не окончен. Помни про это.
Мой потный лоб накрывает тёплая ладонь. Ого. Меня сегодня прям все жаждут полапать.
– Ты ж температуришь, – доходит до братика.
– Чё, правда? Офигеть инфа. Прям новинка.
– Язва.
– Тызва. Мызва. Больше скажу, ты только что запорол мне халявный куриный бульончик, сделанный старательными мужскими руками. Так что марш за плиту и чтоб без горячей тарелки передо мной не появлялся. А я пошла валяться. А то ща в обморок грохнусь.
Три дня. Меня запирают дома на три дня, приговорив к лечению через скуку и антибиотики. Все планы по одному месту, не говоря о том, что запасные ключи Даня у меня временно забирает. Чтобы вирусная бактерия не шаталась по городу, пока окончательно не оклемается. Просто я в тот же день лыжи успеваю навострить в сторону Петропавловской крепости, когда жар чуток спадает, но сбежать не получается. Нянька ловит в подъезде.
А на следующий день сваливает на работу, сажая меня под арест. Зашкаливающее веселье. Не имея другой возможности развлекаться, дорываюсь до генеральной уборки. Масштабной. Брат, когда вечером возвращается, едва не оказывается погребённым под баррикадой мусорных мешков, возвышающейся опасно накренившейся Пизанской башней.
Зато квартиру теперь не узнать. В комнатах даже светлее становится после того, как я выдраиваю до слепящего блеска старые двухкамерные окна, едва не сигая ласточкой вниз, вслед за уроненной тряпкой. Под перестиранной, выглаженной и убранной в шкафы одеждой проступает новая мебель. А под завалами многочисленных коробок со строительным мусором, оставшихся со времен ремонта, свежий паркет. Недурно. Видно, что после покупки в хату вложили ещё миллиончик на косметический марафет. Где только такие деньги взялись.