Языки Пао
Шрифт:
Свист оборвался; хирурги вышли из-за экрана и окружили тело — оцепеневшее, жесткое, помертвевшее. Плоть стала упругой и жесткой, жидкости сгустились и застыли, суставы затвердели.
Хирурги работали быстро и уверенно — им уже неоднократно приходилось выполнять эту операцию. Вооружившись не создающими давление скальпелями с краями лезвий толщиной в шесть молекул, они разделили ткани на слои, гладкие, как стекло. Верхнюю половину тела раскроили сзади пополам, глубокие разрезы сделали по бокам через ягодицы, бедра и лодыжки. Непрерывными быстрыми движениями другого скальпеля, поющего, как камертон, отделили кожу с нижних поверхностей ступней. Плоть оставалась крепкой, как резина — не было никаких следов крови или других физиологических жидкостей; мышцы не сокращались, нервы не реагировали.
Удалили часть легкого; в образовавшуюся полость вставили напоминающий яйцевидный уплощенный окатыш генератор энергии. Через разрезы плоти проложили проводники, соединявшие генератор с гибкими трансформаторами в ягодицах и с процессорами в лодыжках. На обнаженные мышцы и сухожилия ступней наложили левитационную сетку; гибкими трубками, продетыми сквозь ступни, сетку соединили с процессорами, вставленными в разрезы лодыжек.
Цепь замкнулась; ее функционирование проверили несколькими приборами. Под кожей левого бедра установили переключатель. Началось кропотливое восстановление целостности тела.
Кожу ступней окунули в особую стимулирующую жидкость и приложили на прежние места, пользуясь прецизионной аппаратурой — с точностью, обеспечивавшей воссоединение разъединенных клеточных мембран, трубчатых стенок артерий и нервных волокон. Генератор покрыли тканью вырезанной части легкого. Зияющие разрезы по бокам и в области грудной клетки плотно стянули таким же образом, смачивая поверхности заживляющей жидкостью.
Прошло восемнадцать часов. Четыре хирурга удалились на отдых; омертвевшее тело одиноко лежало в темноте.
На следующий день хирурги вернулись. Снова включили таинственный воющий аппарат, снова исказилось озаренное фиолетовыми сполохами пространство. Поле, сковавшее атомы тела Берана и понизившее его температуру почти до абсолютного нуля без нарушения молекулярных структур, ослабило хватку — атомы стали вибрировать, молекулы задрожали, жидкости возобновили циркуляцию.
Тело ожило. Прошла неделя; пока заживали раны, Беран оставался в коматозном состоянии и ничего не чувствовал. Когда он пришел в себя, рядом стоял Палафокс.
«Пора подниматься! — сказал раскольник. — Вставай!»
Беран продолжал молча лежать; какой-то внутренний механизм подсказывал ему, что с тех пор, как он потерял сознание, прошло много времени.
Палафокс проявлял нетерпение — он явно торопился. Глаза его сверкнули, он сделал повелительный жест тонкой жилистой рукой: «Поднимайся! Вставай!»
Беран медленно поднялся на ноги.
«Ходи!»
Беран прошелся по комнате. Он ощущал вызванное проводниками стеснение в мышцах ног, вес генератора оказывал непривычное давление на диафрагму и оболочку грудной клетки.
Палафокс зорко наблюдал за движениями его ног. «Прекрасно! — заключил он. — Не заметно никаких задержек, никакого нарушения координации. Ступай за мной».
Он провел Берана в помещение с высоким потолком, надел на него пояс с пристегнутыми наплечными ремнями и вставил соединительный разъем троса в зажим на спине Берана.
«Нащупай переключатель, — Палафокс направил руку Берана к участку кожи на бедре. — Нажми на него пальцем — один раз».
Беран ощутил под кожей что-то твердое и нажал на это место пальцем. Ноги его перестали опираться на пол, в животе появилось тошнотворное ощущение падения, голова словно надулась кровью.
«Это первый уровень левитации, — пояснил Палафокс. — Создается отталкивающее усилие, слегка превышающее ускорение притяжения и компенсирующее центробежный эффект вращения планеты».
Раскольник вставил другой конец предохранительного троса в зажим на полу: «Нажми еще раз».
Беран прикоснулся к подкожной пластинке — и тут же мир перевернулся: Палафокс висел вверх ногами на потолке, а Беран падал головой вниз на пол, находившийся в десяти метрах под ним. Беран судорожно вздохнул, размахивая руками; трос натянулся и удержал его от падения. Беран в отчаянии взглянул на Палафокса — тот стоял, слегка улыбаясь.
«Для того, чтобы увеличить напряжение поля, нажимай на верхний край переключателя, — говорил раскольник. — Для того, чтобы уменьшить напряжение, нажимай на нижний край. Быстрый двойной нажим на нижний край выключает поле полностью».
Беран сумел вернуться на пол. Прежняя ориентация помещения восстановилась, хотя стены еще кружились, а пол покачивался, отчего к горлу подступала тошнота.
«Прежде, чем ты привыкнешь к левитационной сетке, пройдет несколько дней, — деловито продолжал Палафокс. — Рекомендую прилежно практиковаться — у нас мало времени». Раскольник направился к выходу.
Нахмурившись, Беран смотрел ему вслед. «Почему у нас мало времени?» — спросил он удаляющуюся спину Палафокса.
Раскольник резко обернулся: «Сегодня четвертый день третьей недели восьмого месяца. Я рассчитываю, что в день наступающего празднества Канетсид ты станешь панархом Пао».
«Почему?» — повторил Беран.
«А почему я должен перед тобой отчитываться?»
«Я задаю вопросы не только из любопытства — мне нужно планировать свои действия. Вы намерены сделать меня панархом. Вы желаете со мной сотрудничать». Заметив искры, загоревшиеся в глазах Палафокса, Беран поправился: «Точнее говоря, вы надеетесь использовать меня в своих целях. Неудивительно, что мне хотелось бы знать, в чем заключаются ваши цели».
Несколько секунд Палафокс задумчиво разглядывал его, после чего ответил, бесстрастно и ровно: «Твои мысли движутся с акробатическим проворством червей, едва шевелящихся в мерзлом грунте. Само собой, я намерен использовать тебя в своих целях. Так же, как и ты намерен — или, по меньшей мере, надеешься — использовать в своих целях меня. В той мере, в какой это касается твоих целей, процесс близок к завершению. Я делаю все возможное для того, чтобы обеспечить престолонаследие, принадлежащее тебе по праву и, если я добьюсь успеха, ты станешь панархом Пао. Когда ты требуешь, однако, чтобы я разъяснял тебе свои побуждения, обнаруживается во всей неприглядности поверхностная неуклюжесть твоего мышления, твоя малодушная нерешительность и дерзость, возможная только благодаря глубокому невежеству».