Языки современной поэзии
Шрифт:
144
Соснора, 2006: 649.
145
Там же: 664.
146
Там же: 674–675.
147
Там же: 604.
Обычно архаическому определению в виде существительного сопутствуют и другие архаизмы. Так, отсутствие двоеточия в конструкции ты скажи мне сюр-жизньархаизирует значение слова скажи(‘расскажи’ — ср.: сказать сказку), а отсутствие двоеточия в строке и монетку крутя мы видим орелпревращает существительное орелв неодушевленное. На ранних стадиях развития русского языка категория одушевленности еще не была грамматически оформлена. Обратим внимание на то, что в тексте Сосноры речь идет не о живом орле и даже не о его изображении, а о стороне монеты, условно называемой орлом.
148
Соснора, 2006: 832.
Синтаксические конструкции со значением прерванного или неосуществленного действия (типа шел было; было пошел),восходящие к плюсквамперфекту (я есмь был пошел, он есть был пошел),преобразуются у Сосноры в двух направлениях. Во-первых, частицу былоавтор употребляет как полноценный бытийный глагол, в результате неосуществленное действие предстает осуществленным, причем факт состоявшегося бытия подчеркивается и знаками препинания, и дистантным расположением слова былопо отношению к соответствующему глаголу. По существу, именно слово былостановится смысловой доминантой такого текста:
Было!— в тридцать седьмой год от рожденья меня я шелпо пескам к Восходу. Мертво-живые моря волны свои волновали. Солнце глазами льва выло! Но сей лев был без клыков и лап. <…> Песню весенней любви теперь запевайте, вы, майские Музы! Было!— у самого-самого моря стоялДом Творчества. В доме был бар. Но об этом позднее. В Доме том жили творцы и только творили. Творчеством то есть они занимались, — и это понятно. Всякая тварь испытала на собственной шкуре, что значит творить. <…> Песню весенней любви продолжайте вы, майские Музы! Как начиналось? А так: не хватило дивана. Было— вошелАполлон в почти новобрачную спальню, и — чудеса! — был диван. Был на месте, и — нету. — Боги Олимпа! — взмолился тогда Аполлон. — Где же диван?149
Соснора, 2006: 537–540.
Во-вторых, можно наблюдать, как в пределах одного контекста утверждение бытия сопоставлено с древним плюсквамперфектом или с современным диалектным употреблением частицы было,имеющим переходный характер от плюсквамперфекта к предложению со значением неосуществленного действия. Промежуточная стадия эволюции плюсквамперфекта обнаруживает себя в согласовании частицы с глаголом по грамматическому роду:
Эйно: лестницу взял у лица на коленки, взнуздал мотоцикл и колесил по окрестностям хутора то по окружности, то по восьмерке с лестницей, чтобы она была у лица на коленках — ведь вертикалью! (Нужно признаться — с немалым искусством!) А мотоцикл был с коляской, в коляске, как ласки, — бутыль был. Эйно бутыль был подбрасывалв воздух, Герберт глядел и глотал (Вкусно не вкусно, хочешь не хочешь, а пей для новеллы!)150
Там же: 673.
Показательно, что в тексте изображен эпизод из крестьянской жизни. Но персонажи — эстонцы, и отклонения от современной нормативной грамматики могут быть мотивированы в контексте их несовершенным знанием русского языка. Кроме того, для понимания грамматических отношений в тексте важно то, что форму былможно трактовать и как элемент слитной номинации бутыль был,имеющейся в предыдущей строке. При этом интересно, что сочетание бутыль был,с одной стороны, представляет собой аномалию (рассогласование в роде) по отношению к нормативной речи, но, с другой стороны, такая языковая игра с переменой рода у слова бутыльхарактерна для разговорного языка. На фоне этого аграмматизма сочетание был подбрасывалтоже можно воспринимать как игру с родом. Кроме того, в этом сочетании можно видеть и полную редукцию конечного заударного гласного, типичную для разговорной речи (здесь редукция составляет резкий контраст с акцентированием слова былов предыдущем контексте). В мерцании разных мотиваций грамматической аномалии участвует и плюсквамперфект в его диалектном варианте. Таким образом, воспроизведение плюсквамперфектной конструкции оказывается возможным в комплексе совершенно разных свойств современной разговорной речи.
Во многих текстах Сосноры архаические формы слов выступают в обличье современного аграмматизма, когда грамматические и логические аномалии базируются на истории слова или грамматической формы. В результате история языка оказывается текстопорождающим импульсом, иногда внешне не проявляясь в тексте. Таков, например, фрагмент из поэмы «Золотой нос», вошедшей в книгу «Двери закрываются»:
Я имел 3 тыс. уч-ков и уч-ниц (одно и то ж!), они приходили в Студию на каждый урок, — учиться человеческой речи, чтоб во всеоружье вступить в «мир искусств», и то что пишу был первый тест на психику и ни кто — не смог [151] .151
Соснора, 2006: 835.
Утверждение, что ученики и ученицы — одно и то ж,мотивируется не только декларацией безразличия к полу воспитанников, но, вероятно, и тем, что в библейских текстах форма ученицыобозначала лиц мужского пола (изменение звука [к] в звук [ц] в форме мужского рода было результатом праславянской 2-й палатализации). Библейские ассоциации поддерживаются и сокращениями слов (в сакральных текстах подобные сокращения обозначались титлами, при этом древние сокращения маркировали высокий статус обозначаемого — в отличие от сокращений современных, выполняющих снижающую функцию), и, возможно, заглавной буквой в слове Студию,и эпической гиперболой ( 3 тыс.).
Фонетическое и, соответственно, графическое сокращение слов связано и с таким типичным явлением в поэтике Сосноры, как свертывание (компрессия) языковых единиц.
Естественно, что при таком внимании к истории слова и формы в поэзии Сосноры отражены и семантические процессы в лексике. Так, например, предметом рефлексии становится изменение значений слов языки народ:
Вы — объясните обо мне. Последнем Всаднике глагола. Я зван в язык, но не в народ. Я собственной не стал на горло. Не обращал: обрящет род! Не звал к звездам… Я объясняю: умрет язык — народ умрет.152
Соснора, 2006: 633.