Языки современной поэзии
Шрифт:
Ненормативное страдательное причастие в следующем фрагменте образовано от глагола вспыхнуть, воспринятого как глагол переходный:
Я вижу воздух, молнии паденье, я вижу спички вспыхнутыхкомет, я мог бы выйти, но куда пойду я, я мог бы петь, но в голосе комок.160
Соснора, 2006: 772.
Этот грамматический сдвиг, вероятно, имеет интертекстуальный импульс текстообразования, так как вызывает ассоциацию со знаменитыми строками Маяковского: Послушайте! /
Компрессию высказывания можно видеть и в типичных для Сосноры резких грамматических аномалиях, связанных с формообразованием, с нарушением согласования форм слова, координации членов предложения.
161
Маяковский, 1955: 60.
Так, например, в стихотворении «Мундир совы» из книги «12 сов» имеется авторская глагольная форма не отстам:
Мундир тебе сковал Геракл специально для моей баллады. Ты как германский генерал зверела на плече Паллады. Ты строила концлагерей концерны. Ты! Не отпирайся! Лакировала лекарей для опытов и операций [162] . <…> Я помню все. Яне отстам уничтожать твою породу. За казнь — и моего отца, и всех моих отцов по роду [163] .162
В древнегреческой мифологии Афина Паллада — богиня войны. К ее нескольким символам-атрибутам относились сова, сидящая на плече, шлем, щит и меч. Афина Паллада считалась и целительницей. Кровь убитой Горгоны Медузы, которую Афина Паллада смешала с живой кровью, воскрешала мертвых.
163
Соснора, 2006: 257–258.
Понятно, что в этом случае Соснора объединяет нормативные формы не отстануи не дам(‘не отстану от тебя, не позволяя тебе нести гибель’), тем самым восстанавливая праиндоевропейское окончание 1-го лица единственного числа *-m, сохранившееся в русских формах дам, ем,древнерусских есмь, имамь, вмь.Экспрессия грамматической формы связана прежде всего с энергичностью высказывания и, возможно, с его торопливостью, а также с образом сына-ребенка: подобные формы характерны для детской речи.
В стихотворении «Баллада Эдгара По» из книги «Верховный час» ворон назван словом птиц:
Вот ворвется с тростью Зверя Гость! <…> Я открыл окно из тучи: рассекретить тайность трости, И взошел, бесцеремонен, ворон племени ворон. <…> Ты не трус, физиономья, Гость из Книг, Труба финалья… Как, ответь, твоя фамилья, птиц? «Никогда!» — ответил птицмне… Дикция-то! — радьо-песне! Мужа речь. Два льда в две чаши? Или — в залп и не до льда? Я, с лицом не социальным, с серпами волос и с сердцем, осчастливлен созерцаньем врана класса «Никогда». <…> Существо сие в бинокле сидит на скульптуре-бюсте, перо в перстнях и наперстках, с пряжкой в башмаке — нога. <…> Что ж ты подразумевала, птиц мой,вран мой после зала, где мой Рим рукоплескала публика оваций-сцен? <…> Будь ты проклят, птиц-заика.Nevermore есть слово знака из латыни льдинка звука, — испаряется вода. Ты, владелец птичья тельца, ты, оратор, ты, тупица, так в моем санскрите текста этот знак уже — вражда. В этом доме на соломе, в этом томе на слаломе мифов, грифов, — веселее нам, висельчакам, «всегда» [164] .164
Соснора, 2006: 665–668.
Грамматическое
165
Слово мужского рода птиць( птичь, птищь)существовало в русском языке (см.: Словарь, 1995: 39).
В стихотворении можно видеть и дополнительные мотивации к изменению рода. При первом вхождении в текст птиц —обращение, а в современном разговорном языке широко распространены усеченные существительные, трактуемые как новая звательная форма: мам, пап, Маш, Серёжи т. д. Далее слово птицупотреблено как существительное мужского рода: ответил птиц мне.Затем Соснора пробует освоить ситуацию, называя своего странного гостя обобщенно в среднем роде Существо сие в бинокле.При дальнейшем изложении событий слово птицв пределах одной фразы согласовано со сказуемым в женском роде, а с определением в мужском: Что ж ты подразумевала, птиц мой, вран мой.То есть сказуемое ориентировано на нормативный род слова птица,а определение — на измененный. Поскольку речь идет о неясности подразумеваемого сообщения, аграмматизм фразы получает изобразительную функцию.
Следующая строка демонстрирует косноязычие. Она примечательна отсутствием запятых в строке где мой Рим рукоплескала публика оваций-сцен?Еще до прочтения вразумительного сочетания рукоплескала публикавозникает аграмматическая последовательность где мой Рим рукоплескала— вероятно, с намеком на женский род латинского и итальянского названия города — Roma.Ср. далее: из латыни льдинка звука, — испаряется вода.Заметим, что фразеологическая связь слова Римс поговоркой Рим — вечный городвносит антитезу ключевому слову текста-источника и стихотворения Сосноры — Nevermore, никогда.
Для понимания всего текста важно, что автор объясняет косноязычие попыткой своего существования в разных языковых пространствах; ср. также: так в моем санскрите текста.Он говорит с вороном «на птичьем языке» — это выражение обозначает язык непонятный и часто звучит в упрек поэтам, чьи стихи непросты для восприятия. Поэтому, возможно, что птиц(в последней из процитированных строф — птиц-заика) — это и есть слово «птичьего языка».
Название древнего индоевропейского языка санскритозначает ‘обработанный, сделанный’. В таком случае слова в моем санскрите текстаможно понимать и как ‘в языке совершенном’. Возможно, значение сделанности, совершенности формы поддерживается и словом дикция,которому возвращается первоначальное значение, отсылающее к языку, речи, но еще и связанное с оформленностью этой речи [166] .
Ко всему сказанному можно добавить, что слово, теряющее звук, можно понимать как передразнивание английского произношения слова Nevermore(вспомним строку «Никогда!» — ответил птиц мне… Дикция-то! — радьо-песне!).А в русском языке звук из слова в'oронисчезает, когда образуется традиционно-поэтическое слово вранс неполногласием, что тоже может быть значимо для толкования формы птиц.
166
Фрагмент об исходном значении слова санскрит— дополнение, предложенное Евгенией Сусловой.