Языки современной поэзии

Зубова Людмила Владимировна

Строкой Спой мне песню свою с головой Мандельштама во ртуЛосев как будто мстит поэту, написавшему в стихотворении «За Паганини длиннопалым…»: Играй же на разрыв аорты, / С кошачьей головой во рту! / Три черта было — ты четвертый, / Последний чудный черт в цвету! [10] Мстит за слова: у Мандельштама речь идет о резной головке грифа скрипки, похожей на кошачью голову (см.: Кац, 1991: 72).

В строчках о презрении к тварям, живущим посредством пера, / но приемлемым на зубокактуальна и омонимия сочетания на зубокс наречием из фразеологизма выучить назубок, так как речь идет о поэтах.

10

Мандельштам, 1995: 248.

Лосев одинаково свободно говорит и на языке научных формулировок, и на языке поэзии. Границы между этими языковыми пространствами для него, конечно, существуют, культура слова заставляет охранять эти границы [11] .

Прямое подтверждение тому — текст, названный Раек нескладуха сочиненный для облегчения духа и возврата к живой натуре после окончания книги эзопов язык в русской литературе [12] , — в нем можно видеть современный интеллектуальный вариант народного карнавального поведения при завершении трудового цикла.

11

«Лосев и сам не терпит, и другим не позволяет смешивать стихи и прозу, точнее, поэзию и филологию.

— Именно потому, — считает Лосев, — что первой закон не писан, он должен быть особенно суров для второй» (Генис, 2007).

12

Лосев, 2000-, 174.

Самоирония Лосева попадает и в его научные сочинения, автор становится ехидным оппонентом самому себе. Так, в статье «„Страшный пейзаж“: маргиналии к теме Ахматова / Достоевский» имеется сноска:

Пародируя собственные спекуляции по поводу ахматовской акронимики (см. «Герой „Поэмы без героя“» в кн. «Ахматовский сборник» (вып. 1), La Presse libre: Paris, 1989), я мог бы заметить: что акроним «без лица и названья» — б, л, и, н — блин. Далее следовало бы порассуждать о ритуальном значении «безликого» блина, связанном с верой в воскресение и обычаем поминок — а что такое «Поэма без героя», как не поминки! Возможно, о символике блина в «Братьях Карамазовых».

(см. Liza Knapp) (Лосев, 1992: 153)

Иногда Лосев пародирует ученые сочинения стихами. Основываясь на этимологическом сближении слов ткатьи текст(ср. слово текстиль),Лосев развивает традиционную метафору текста как плетения судьбы мифологическими парками [13] . При этом автор обсуждает различные подходы к анализу текста метод академического структурализма, метод интертекстуального анализа с его сосредоточенностью на поиске литературных источников, вульгарно-социологическое литературоведение, советскую идеологическую критику:

13

Ср. в «Разговоре о Данте» О. Мандельштама: «Поэтическая речь есть ковровая ткань, имеющая множество текстильных основ, отличающихся друг от друга только в исполнительской окраске, только в партитуре постоянно изменяющегося приказа орудийной сигнализации. Она прочнейший ковер, сотканный из влаги, — ковер, в котором струи Ганга, взятые как текстильная тема, не смешиваются с пробами Нила или Евфрата, но пребывают разноцветны — в жгутах, фигурах, орнаментах, но только не в узорах, ибо узор есть тот же пересказ. Орнамент тем и хорош, что сохраняет следы своего происхождения, как разыгранный кусок природы» (Мандельштам, 1994: 217–218).

ТКАНЬ (докторская диссертация) 1. Текстзначит ткань ¹.Расплести по нитке тряпицу текста. Разложить по цветам, улавливая оттенки. Затем объяснить, какой окрашена краской каждая нитка. Затем — обсуждение ткачества ткани, устройство веретена, ловкость старухиных пальцев. 5 Затем — дойти до овец. До погоды в день стрижки. (Sic) Имя жены пастуха. (NB) Цвет ее глаз. 2. Но не берись расплетать, если сам ты ткач неискусный, если ты скверный портной. Пестрядь перепутанных ниток, корпия библиотек, ветошка университетов ²— 10 кому, Любомудр, это нужно? Прежнюю пряжу сотки. Прежний плащ возврати той, что продрогла в углу. 2.1. Есть коллеги, что в наших (см. выше) делах неискусны. Все, что умеют, — кричать: «Ах, вот нарядное платье! Английское сукнецо! Модный русский покрой!» ³ 15 2.2. Есть и другие. Они на платье даже не взглянут. Все, что умеют, — считать миллиметры, чертить пунктиры. Выкроек вороха для них дороже, чем ткань ⁴. 2.3. Есть и другие. Они на государственной службе ⁴. Все, что умеют, — сличать данный наряд с униформой. 20 Лишний фестончик найдут или карман потайной, тут уж портняжка держись — выговор, карцер, расстрел. 3. Текст— это жизнь.И ткачи его ткут. Но вбегает кондратий ⁵— и недоткал. Или ткань подверглась воздействию солнца, снега,

ветра, дождя, радиации, злобы, химчистки, 25 времени, т. е. «дни расплетают тряпочку по- даренную Тобою» ⁶, и остается дыра. 3.1. Как, Любомудр, прохудилась пелена тонкотканой культуры. Лезет из каждой дыры паховитый хаос и срам ⁷. 4. Ткань— это текст, это жизнь.Если ты доктор — дотки. 30 Примечания 1. См. латинский словарь. Ср. имя бабушки Гете. 2. Ср. то, что Набоков назвал «летейская библиотека». 3. Этих зову «дурачки» (см. протопоп Аввакум). 4. Ср. ср. ср. ср. ср. ср. 5. (…) Иванович (1937 —?). 6. Бродский. Также ср. Пушкин о «рубище» и «певце», что, вероятно, восходит к Горацию: purpureus pannus. 7. См. см. см. см. см. см. см.! [14]

14

Лосев, 1999-а: 43–44.

Т. А. Пахарева обращает внимание на то, что в этом стихотворении Лосев «использует <…> возможности двойного словарного толкования слова „ткань“ — ткань как текстильный продукт и ткань — основной элемент живого организма. Соответственно, „доктор“ в его стихотворении — это и „Любомудр“, способный починить „пелену тонкотканой культуры“, и целитель живой ткани» (Пахарева, 2004: 211).

Стихи Лосева — это и лингвистическая школа.

Следующий пример показывает образное описание артикуляции глухого билабиального смычного (образуемого тесным смыканием губ) звука [п’] в слове Петербург:

БЕЗ НАЗВАНИЯ Родной мой город безымян, всегда висит над ним туман в цвет молока снятого. Назвать стесняются уста трижды предавшего Христа и все-таки святого. Как называется страна? Дались вам эти имена! Я из страны, товарищ, где нет дорог, ведущих в Рим, где в небе дым нерастворим и где снежок нетающ [15] .

15

Лосев, 1999-а: 143.

По существу, такая артикуляция [п’] — это жест молчания: при произнесении этого звука рот закрыт. Слово стесняются— ‘не решаются произнести’ приобретает и буквальный этимологический смысл ‘смыкаются’, а название стихотворения из писательского клише превращается в прямое обозначение обсуждаемой темы. Смысл этого образа уходит корнями в философию исихазма с его постулатом о непроизносимости святого имени и еще дальше в мифологическое табуирование слова.

В следующем тексте Лосев анализирует процесс порождения речи, отмечает преимущественную значимость согласных для восприятия смысла, говорит об утрате гласных в потоке речи:

ЗВУКОПОДРАЖАНИЕ Я говорю: ах, минута! — т. е. говорю: М, Н, Т — скомканно, скрученно, гнуто там, в тесноте, в темноте, в мокрых, натруженных, красных мышцах (поди перечисль!) бульканьем, скрипом согласных обозначается мысль. Был бы я маг-семиотик, я отрешился б от них. Я бы себе самолетик сделал из гласных одних: А — как рогулька штурвала, И — исхитрился, взлетел, У — унесло, оторвало от притяжения тел. Бездны не чаю, но чую: О — озаряет чело. Гибелью обозначаю всё или ничего [16] .

16

Лосев, 2000-б: 256.

Стихотворение содержит рассуждение о том, что именно гласные создают мелодический рисунок. Образы этого текста отчетливо связаны с теорией фонетического значения, согласно которой звукам речи соответствуют определенные психологические представления и эмоции (см.: Журавлев, 1974).

Вероятно, претекстом этого стихотворения являются знаменитые строки Николая Гумилева: На Венере, ах, на Венере / Нету слов обидных или властных, / Говорят ангелы на Венере / Языком из одних только гласных. // Если скажут «еа» и «аи» — / Это радостное обещанье, / «Уо», «ао» — о древнем рае / Золотое воспоминанье(«На далекой звезде Венере…» [17] ). Дмитрий Дрозд, приводя эти строки Гумилева, обращает внимание на то, что Гумилев говорит не о предметах, а об обещании и воспоминании, т. е. о мысли или идее (Дрозд, 2005).

17

Гумилев, 1988: 417.