Языки современной поэзии
Шрифт:
Случай Лосева — один из редких удачных примеров в поэзии преодоления равнодушной эстетской относительности и «оживления» рационального постмодернизма, привнесения лирического начала в стиль, который, казалось бы, отторгает любую лиричность как таковую.
В стихах Лосева утверждается достоинство человека и культуры, постоянно испытываемое острым словцом и пристальным взглядом:
XVIII ВЕК Восемнадцатый век что свинья в парике. Проплывает бардак золотой по реке, а в атласной каюте Фелица захотела пошевелиться. Офицер, приглашенный для ловли блохи, вдруг почуял, что силу теряют духи, заглушавшие запахи тела, завозилась мать, запыхтела. Восемнадцатый век проплывает, проплыл, лишь свои декорации кой-где забыл, что разлезлись под натиском2
Лосев, 1999-а: 119.
Говоря о себе, Лосев особенно непочтителен. Вот один из его автопортретов, в котором тема литературоведческой деятельности разрабатывается подробно, как в анкете или Curriculum vitae:
ЛЕВЛОСЕВ Левлосев не поэт, не кифаред. Он маринист, он велимировед, бродскиств очках и с реденькой бородкой, он осиполог с сиплой глоткой, он пахнет водкой, он порет бред. Левлосевлосевлосевлосе вон — онононононононониуда, он предал Русь, он предает Сион, он пьет лосьон, не отличает добра от худа, он никогда не знает, что откуда, хоть слышал звон. Он аннофил, он александроман, федоролюб, переходя на прозу, его не станет написать роман, а там статью по важному вопросу — держи карман! Он слышит звон, как будто кто казнен там, где солома якобы едома, но то не колокол, то телефон, он не подходит, его нет дома [3] .3
Лосев, 1999-а: 95.
На поверхностном уровне содержание текста больше похоже на донос, чем на анкету. Слово бродскистзвучит почти как «троцкист», фонетическое подобие слов усилено портретным сходством: в очках и с реденькой бородкой.Слово осиполог(т. е. исследователь творчества Осипа Мандельштама) порождает синонимическую игру, и в описании появляется деталь с сиплой глоткой.
При восьмикратном повторе местоимения последовательность он / онононононононпревращается в футуристическую заумь с вытеснением смысла звуком, похожим на колокольный звон. В нем слышится местоимение среднего рода оно, возглас вон,а также настойчиво повторяемый противительный союз: но-но-но-но-но-но-но.
Архаизированный оборот его не станет написать романв значении ‘он не способен написать роман’ содержит фрагмент его не станет.В дальнейшем тема «я» постоянно связывается у Лосева с мотивом отсутствия и умирания. Фразеологический эллипсис держи карман!(сокращенная поговорка держи карман шире —о напрасном ожидании) в стихотворении Лосева приобретает и другое значение: ‘берегись вора’.
В словах Он слышит звон / как будто кто казнен / Там, где солома якобы едома, / Но то не колокол, то телефонобъединены поговорка слышит звон, да не знает, откуда он,пословица дома и солома едома, а в гостях и овес не едяти намек на слова Джона Донна «По ком звонит колокол», ставшие названием романа Э. Хемингуэя [4] .
4
Эпиграф к роману Хемингуэя, опубликованному в переводе Н. Волжиной и Е. Калашниковой в 1981 г.: «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе» (Хемингуэй, 1981).
В контексте стихотворения звон можно понимать и как те сигналы, которые воспринимает поэт:
…мусический звон, который он будто бы слышал, в следующих строках оказывается телефонным звонком, — на который он не отвечает, потому что его нет дома. Такое самоуничижение, доходящее до самоуничтожения, — ключ к поэзии Лосева.
Но высказывание Лосева сложнее по смыслу. Возможно, слова его нет домаотносятся к дому, который Лосев покинул, но слышит звониздалека. Если это звон «мусический», то Лосев лукавит в своем самоуничижении, подобно тому как на бытовом уровне обманывает, что его нет дома. У Лосева почти всегда самоуничижение апофатично: в нем читается представление о причастности непривлекательного персонажа к высоким сферам бытия. Так, в стихотворении «Левлосев» создается неопределенное значение
Почти каждое слово в стихах Лосева оказывается на перекрестке нескольких образов, тем, аллюзий. Персонажи его текстов, которые появляются в сюжетах, обращениях, цитатах и намеках, — Симеон Полоцкий, Кантемир, Батюшков, Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Булгарин, Л. Н. Толстой, Гоголь, Достоевский, Фет, Тютчев, Чехов, Блок, О. Мандельштам, Ахматова, Гиппиус, Цветаева, Маяковский, Льдов, Чуковский, Евг. Шварц, Бродский, Шекспир, Кальдерон, Сведенборг, Т. Манн, Хейзинга, Пропп, М. Бахтин, Ю. Лотман, Р. Якобсон и многие другие писатели, исследователи, художники.
Тексты Лосева становятся пространством столкновения идей. При этом его позиция постоянно уточняется, высказывание подтверждается новыми аргументами, выразительными метафорами. Так, например, реагируя на знаменитые слова Блока Сотри случайные черты — / и ты увидишь: мир прекрасен(«Возмездие» [5] ), Лосев пишет в стихотворении, помещенном в сборник «Тайный советник» 1987 года:
ПОЛЕМИКА Нет, лишь случайные черты прекрасны в этом страшном мире, где конвоиры скалят рты и ставят нас на все четыре. Внезапный в тучах перерыв, неправильная строчка Блока, советской песенки мотив среди кварталов шлакоблока [6] .5
Блок, 1960: 301.
6
Лосев, 1999-а: 94.
Позже, в сборнике «Sisyphus redux» (стихи 1997–2000) тема прекрасной случайности получает такое развитие:
ТО COLUMBO Dans ma cervelle se prom`ene, Ainsi qu’en son appartement, Un beau chat… Baudelaire Научи меня жить напоследок, я сам научиться не мог. Научи, как стать меньше себя, в тугой уплотнившись клубок, как стать больше себя, растянувшись за полковра. Мяумуары читаю твои, мемурра о презрении к тварям, живущим посредством пера, но приемлемым на зубок. Прогуляйся по клавишам, полосатый хвостище таща, ибо лучше всего, что пишу я, твое шшшшшшщщщщщщщ. Ляг на книгу мою — не последует брысь: ты лиричней, чем Анна, Марина, Велемир, Иосиф, Борис. Что у них на бумаге — у тебя на роду. Спой мне песню свою с головой Мандельштама во рту. Больше нет у меня ничего, чтобы страх превозмочь в час, когда тебя за полночь нет и ощерилась ночь [7] .7
Лосев, 2000-а: 17.
Лосев здесь поэтически развивает идею о художественной и провидческой ценности ошибок, оговорок, опечаток, широко распространенную среди писателей [8] . В этом тексте изображена опечатка от того, что по клавиатуре компьютера прошел кот, случайно изобразив кошачье шипенье, и кот этот, вероятно, не только собственный, не только из стихов Бодлера, обозначенных эпиграфом, но и любой из многочисленных литературных котов — из «Мастера и Маргариты» Булгакова, из книги «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких, из текстов и, возможно, домашнего быта Бродского. Кот Лосева, названный именем Колумба, случайно открывшего Америку (во всяком случае, по устойчивой легенде) осуществляет «Приказ по армии искусства» Маяковского: Громоздите за звуком звук вы / и вперед, / поя и свища. / Есть еще хорошие буквы: / Эр, / Ша, / Ща [9] .
8
Ср. текст одного из ближайших друзей юности Л. Лосева — поэта Леонида Виноградова: На небесной книжной полке, / в недоступной вышине гениальные обмолвки / попадаются одне(Виноградов, 1999: 30), а также текст самого Лосева: Mein Gott!/ Вот густо-розовый какой коловорот, / скороговорок вороватый табор, / фольклорных оговорок `a la Freud, / любви, разлуки, музыки, метафор!(«Новые сведения о Карле и Кларе» — Лосев, 1999-а: 117).
9
Маяковский, 1956: 14.
Возможно, что в строке Прогуляйся по клавишам, полосатый хвостище тащаесть отсылка к «Разговору о Данте» Мандельштама:
Конец четвертой песни «Inferno» — настоящая цитатная оргия. Я нахожу здесь чистую и беспримесную демонстрацию упоминательной клавиатуры Данта.
Клавишная прогулка по всему кругозору античности. Какой-то шопеновский полонез, где рядом выступают вооруженный Цезарь с кровавыми глазами грифа и Демокрит, разъявший материю на атомы.