Йога-клуб. Жизнь ниже шеи
Шрифт:
Так значит ли это, что мой опыт поднятия кундалини является доказательством существования Бога?
Не совсем так. Но одно он точно доказывал — что йогическая философия в чем-то права. Мое сознание оказалось глубже, чем я предполагала. После пробуждения кундалини медитация стала напоминать ныряние в подводные ущелья сознания, и каждый день я обнаруживала новые лабиринты. Чем глубже я погружалась, тем яснее чувствовала присутствие чего-то, что можно охарактеризовать только одним словом — нечто Божественное. Это был не тот Бог, которого я знала в детстве, а другой — любящий и существующий за пределами привычного мира. Одним словом, не Бог, а нечто Божественное.
Лу велел обратить особое внимание на физические
Правда, Лу меня кое о чем предупредил. Он сказал, что я не должна привязываться к своему опыту. Что надо его отпустить. И если я попытаюсь его повторить, это будет шаг назад. Он сказал, что я должна каждый день начинать с нуля и медитировать так, будто у меня никогда не поднималась кундалини — как будто в первый раз. Я должна быть дисциплинированной и не позволять своему эго прикрываться личиной духовности.
Мне показалось, что я ничего глупее в жизни не слышала. Отпустить? То есть вернуться к жизни до того, как пережила эту встряску и стала свободной? С какой стати нужно расставаться с этой эйфорией, этим бесстрашием и вновь становиться той прежней собой, которую мне так не терпится поскорее оставить в прошлом? Мне пришло в голову, что, возможно, следует довериться своей интуиции, которая сообщала, что хватит с меня неопределенности, хватит страха. Теперь у меня есть ясность и сила, и я не собираюсь сдаваться без боя. К тому же все смотрят на меня как на настоящего мудреца, так с какой стати мне их разочаровывать?
Когда умерла моя прабабушка Номма, мне было четыре или пять, и в моей жизни прежде никто не умирал. Мама сказала, что бабушка в раю, который я представляла красивой комнатой с высокими потолками и красными бархатными шторами на всех окнах, где кто угодно мог ответить на любой твой вопрос.
Жизнь, смерть — зачем нужна такая сложная и болезненная игра? Я знала, что жизнь — игра, потому что мне с детства внушали, что в конце будут победители и проигравшие. И я знала, что эта игра разбивает сердца, потому что видела, как бабушка плачет, и она призналась, что ее сердце разбито. Номма была ее мамой. Если бабушкина мама может умереть — да вообще, любая мама, — тогда в чем смысл? Я представила Номму в красивой комнате, где даются ответы на все вопросы, и представила, что, когда настанет мой черед, именно она встретит меня у входа, посадит на колени и станет гладить мои детские кудряшки, передавая мне все свои глубокие знания.
В детстве эта комната часто появлялась у меня перед глазами в снах и грезах. Помню, мне казалось, что оттуда я пришла и когда-нибудь туда вернусь.
Красные шторы? Высокие потолки? Может, я вспоминала себя в утробе?
То было место, полное безмятежности и покоя.
Примерно так я сейчас воспринимаю медитацию. Словно я очутилась в знакомом месте из снов, где я — лишь душа, ждущая воплощения.
Индра и Лу замечательные, они поддерживают меня и любят. Сегодня Индра велела мне замедлить дыхание. По ее словам, в данный момент я прохожу глубокое эмоциональное и физическое очищение, но нельзя его форсировать — нужно просто сосредоточиться на дыхании. А я не хочу. Я тут отрываюсь по полной, в духовном смысле. У меня все получается вообще без усилий — от медитации до балансов на руках. При этом совсем не хочется банально наблюдать за дыханием. Ведь я готова дотянуться до небес и воспарить!
Мы с Лу связаны на духовном уровне, причем никто другой наверняка не поймет каким образом. Дело в том, что он читает мысли.
И я.
Сегодня на занятии я отправила ему мысленное сообщение. Мы медитировали, и я решила его проверить.
В последние недели Лу несколько раз делал мне замечание, что во время медитации я поворачиваю голову немного вправо. Когда я занималась игрой на пианино, было то же самое — кажется, я лучше слышу левым ухом. По крайней мере, такова моя теория.
Итак, мы медитировали, и я мысленно обратилась к Лу с вопросом: поворачиваю ли я сейчас голову? И клянусь, он ответил мне тут же: «Сюзанн, твоя голова стоит ровно. И сидишь ты хорошо».
О, я готова вечно этим заниматься! Никогда не вернусь домой.
Со дня нашего приезда у меня постоянно возникают вопросы: что такое чатуранга дандасана? о чем на самом деле «Йога-сутры»? почему в позе лошади нужно дышать через йони?
Но теперь все иначе! Теперь каждый вечер мы собираемся вокруг стола на нашей веранде, когда последние лучи жидкого золота стекают на сверкающий плиточный пол, и уже мои бывшие наставники расспрашивают меня о поднятии кундалини.
А когда я отвечаю, склоняются ближе и слушают.
Я все время вспоминаю шестой класс школы. Вот на что это похоже — на сборище шестиклассниц. Только теперь я — первая девочка, у которой начались месячные, и все остальные хотят знать, как скоро их ждет то же самое.
Как же я люблю своих йоговских друзей. Мне кажется, теперь я их понимаю — искренне и глубоко.
Сегодня я ощутила свое родство с деревьями. Медитировала на раскидистые деревья с большими зелеными листьями, тянущимися к небесам, и думала: о да, как же я вас понимаю.
Отстраненность и одновременно вовлеченность.
Лу объяснил, что есть разница между отстраненностью и равнодушием. Я не сразу поняла, что он имел в виду. Я всегда думала, что в йоге и восточной философии главное — непривязанность, то есть ты сидишь на горе и плевать хотел на всех и вся, потому что находишься в трансе. Лу же говорит, что это равнодушие, а не отстраненность, и цель йоги вовсе не в этом.
А в том, чтобы не привязываться к плодам наших трудов, то есть делать все ради самого действия. К примеру, сегодня я решила сделать стойку на голове, но, увы, не получилось войти в нее изящно. В другой раз я бы потратила кучу энергии, беспокоясь, что мои товарищи смотрят на меня, осуждают или чувствуют свое превосходство, потому что могут встать на голову, а я — нет. И в итоге сделала бы ее, силой закинув себя наверх, или вообще не стала бы делать и отдохнула в позе ребенка. Однако сегодня я поняла, что мне нужно отстраниться от результата, то есть самой стойки. И сосредоточиться на попытках изящно войти в позу, что я и сделала.
Вот почему йоги пытаются говорить только правду: потому что при помощи слов мы манипулируем людьми, чтобы получить определенный ответ. Поэтому, говоря лишь правду, мы не можем словами предвосхитить результат. Например, будет совсем не по-йоговски сказать официантке: «Да нет же, это не проблема. Вы могли бы, конечно, принести мне солонку для этого совсем несоленого блюда, но поистине, какая разница — я вовсе не стремлюсь, чтобы моя еда была вкусной».
Нет, настоящий йог сказал бы: «Тут не хватает соли». И это правда! Ух, да начни я практиковать такую йогу в Сиэтле, меня мигом линчуют за отсутствие хороших манер. Слава богу, что я в Нью-Йорк переезжаю.